Полыновский улей

Под звуки спокойного голоса девочки Смоляков забылся тяжелым, тревожным сном. А Люба так и не прилегла всю ночь. Время от временя она подносила свечу к руке раненого я смотрела на часы. Ранним утром она собралась сходить домой. Подвинула поближе к разведчику узелок с едой, банку с водой и... замерла. Ей почудились отдаленные голоса. Она шагнула к раненому, чтобы разбудить его. Но Смоляков уже открыл глаза. Превозмогая боль в спине, он выставил вперед автомат. Люба подала ему диск. Разведчик выдохнул:

— Свет!

Девочка фукнула на свечку.

— Ложись за мной! — прошептал разведчик.

Голоса приближались и становились все отчетливее. Потом они затихли где-то неподалеку.

— Дядя!.. Это я, Вася! — долетело из темноты пещеры.

— Смоляков! — крикнул другой, странно знакомый голос. — Свои! Капитан Чухнин!.. Слышишь?

* * *

О смерти сестры Вася узнал от Любы здесь же, в пещере. Теперь у него не осталось в деревне никого. Даже изба и та сгорела дотла. Мальчик выслушал это известие с сухими глазами. Он пережил слишком много, чтобы плакать еще раз.

— И Ерика нет! — чуть шевеля губами, произнес он.

— Не грусти, парень! — грубовато сказал капитан Чухнин. — Сиротой не останешься... Будешь с нами жить, с разведчиками! У нас и Мамка есть. Он тебя в обиду не даст — по себе знаю!

ТРИ СЕМЕРКИ

Загер преклонялся перед астрологией, по вечерам составлял картотеку примет и любил высокую дородную Диану, носившую на ошейнике три медали. Во всем остальном он ничем не отличался от профессиональных палачей, возглавлявших фашистские концлагери.

Свою карьеру он начал в Польше, получил железный крест за руководство одной из «фабрик смерти» и был переброшен с повышением в Баварию.

Ему предложили лагерь, где содержались только женщины и дети.

В центре баварских гор, вдали от населенных пунктов, строился подземный завод. Гитлеровское командование придавало ему огромное значение. Были приняты все меры, чтобы сохранить строительство в строгом секрете. Фашистам пришлось отказаться от даровой силы пленных мужчин. Они сочли это слишком рискованным. На стройку согнали женщин и детей, отобранных специальной комиссией в различных концлагерях Европы. Даже Загеру не сказали, что это за завод, какую продукцию он будет выпускать.

В Берлине ему дали подписать особые условия. Из них он узнал, что за побег из лагеря хотя бы одного человека он, Загер, будет лишен звания и предан военному суду. Но зато предотвращение побега расценивалось как высокая заслуга перед фатерландом.

Накануне отъезда к месту нового назначения Загер обратился к астрологическому справочнику, который предсказал ему долгую жизнь, чины и увеличение семьи. Над последним пунктом предсказания Загер задумался. Семьи у него не было. К любым наследникам он испытывал глубокое отвращение.

Но астрология не могла ошибиться, и Загер испытующе посмотрел на Диану.

— Ты помнишь мое правило? — сухо спросил он. — Никаких наследников! Это относится и к тебе. Принесешь щенков — утоплю...

Загер прибыл в лагерь днем.

Караул у временных казарм, выстроенных метрах в трехстах от густой колючей проволоки, встретил его машину привычными возгласами:

— Ахтунг! Ахтунг!

На дорогу высыпал весь офицерский состав охраны.

Загер встал в открытой машине, обвел холодным взглядом лица почтительно остановившихся в отдалении людей и гаркнул:

— Хайль Гитлер!

— Хайль! — проревели офицеры.

Когда он вышел из машины и направился к казарме, впереди пробежала кошка. Он остановился, как-то по-особому чмокнул губами. Диана выскочила вперед, в несколько прыжков настигла кошку, подмяла ее под себя и кусанула, звучно чавкнув челюстями. Выполнив приказ, она вернулась.

— Чья? — спросил про кошку Загер и, узнав, что она не имела определенного хозяина, но чаще всего обитала в четвертой комнате, произнес: — Всех из этой комнаты — на фронт. Завтра.

Затем Загер приказал офицерам идти вперед и только после этого вошел в казарму.

Кабинет нового начальника находился в конце длинного коридора. Справа и слева темнели прямоугольники дверей. Белые эмалированные номерки комнат поблескивали над каждой дверью. Дойдя до комнаты номер тринадцать, Загер попридержал шаг, бросил на ходу:

— Всех из этой комнаты — на фронт. Завтра!

Затем он выхватил из кобуры парабеллум и, не целясь, выстрелил в дверь. Осколки эмали с номерка брызнули на офицеров. Те отшатнулись. Загер чуть раздвинул губы, что означало улыбку, и произнес:

— Тринадцатых номеров в казарме быть не должно.

Когда за начальником и двумя его помощниками закрылась дверь кабинета, офицеры вздохнули с облегчением.

— Сумасшедший! — шепнул кто-то и, испугавшись своей откровенности, поспешно добавил: — Или гений! Даже наверняка гений: во-первых, крестом награжден, во-вторых, в приметы верит. Все гении суеверны!..

Загер не был ни сумасшедшим, ни гением. Он был расчетлив и хитер. Даже слабость к приметам он старался использовать в своих целях. Он любил лично отбирать подчиненных. Приказав отправить на фронт нескольких солдат и офицеров из старого состава охраны, Загер тем самым освобождал места для преданных ему людей.