Полжизни

Дома, на вакаціи, мн? просто зазорно стало отцовскихъ денегъ. Онъ, по родительскому самодовольству, л?зъ изъ кожи, сколачивая мн? сто-рублевую стипендію. А у него отъ мачихи родился третій бутузъ; да моихъ «единоутробныхъ» было ц?лыхъ пять штукъ. Жалованья магистратскому секретарю въ у?здномъ город?, хоть и съ «благодарностями», на такую ораву не хватитъ.

За п?вчество я и схватился об?ими руками, сталъ сейчасъ же у соборнаго регента нотамъ учиться и на скрипиц? пилить, чтобы хоть слухъ-то свой немного оболванить.

— Вытяну-ли я хоть что-нибудь? спрашивалъ я неоднократно у регента.

— Больше вы, сударь, желудкомъ забираете; но когда нотамъ обучитесь, то, можетъ статься, и октаву себ? нагудите.

Ну, я и нагуд?лъ.

Когда, по прі?зд? съ вакацій, явился я къ университетскому регенту, коренастенькому медику-четверокурснику, изъ семинаристовъ, онъ, испробовавъ меня, сейчасъ же безъ запинки и выговорилъ:

— Весьма удовлетворительно-съ для второй октавы.

«Вторую октаву» пом?стили на государственные харчи въ п?вческой комнат? и предоставили ей, кром? того, об?дъ за студенческимъ столомъ, казенную баню и казеннаго цирюльника.

П?вчіе въ то время жили въ университетскомъ зданіи особнякомъ, «съ прохладцей», какъ про нихъ выражались студенческіе дядьки. И въ самомъ д?л? имъ было житье. Инспекторъ, по разъ заведенному обычаю, имъ покровительствовалъ, а стало быть и экономъ ублажалъ ихъ. Мерзостный былъ это челов?чишко, но такъ и л?зъ намъ въ душу, завтраками угощалъ въ «двунадесятые» праздники, пуншами поилъ, доставлялъ на иодержаніе казенные мундиры, даже въ комнатахъ приказывалъ не смолкой, а аптекарскимъ порошкомъ курить. Дишканты и альты набирались у насъ изъ учениковъ у?зднаго училища. Такъ и ихъ экономъ всячески ласкалъ, точно они были подъ особымъ благоволеніемъ начальства.

П?вчему студенту жилось совс?мъ не такъ, какъ казенному: онъ не зналъ помощниковъ инспектора, приходилъ ночью, когда хот?лъ, спалъ у себя въ комнат?, а не въ общихъ спальняхъ, сид?лъ дома въ халат?, а не въ вицъ-мундир?, въ церковь шелъ въ» разстегнутомъ мундир?, безъ шпаги и шляпы. И на всякія его провинности смотр?ли сквозь пальцы. Поэтому казевные насъ и не долюбливали, считали даже ябедниками и чуть не «тайными іезуитами», во всякомъ случа? «ханжами» и «семинарскимъ отребьемъ».

А на самомъ-то д?л? я нашелъ въ своей комнат? четверыхъ такихъ же ябедниковъ и ханжей, какимъ и я былъ. Двое изъ нихъ д?йствительно были семинаристы. Во второй комнат? жилъ регентъ и два тенора: онъ семинаристъ — они изъ гимназіи. Наша «басовая» комната зажила очень дружно. Въ семинаристахъ я распозналъ сразу двухъ кряжей, «зубрилъ-мучениковъ», но не тупицъ и не пошляковъ. Ужь коли семинаристъ, безъ гроша въ карман?, добьется университета — въ немъ побольше пороху, ч?мъ въ любомъ первомъ ученик? гимназіи. Мы сходились туго; но никакого вздору, забіячества, фанфаронства у насъ и въ помин? не было. Когда же пригляд?лись, то стали другъ друга подталкивать.

IV.

Каждый изъ насъ уже созналъ тогда, съ какимъ головнымъ убожествомъ «отмахали» мы нашъ университетскій вступительный экзаменъ. Хвалиться другъ передъ другомъ было р?шительно неч?мъ: одинъ ругалъ семинарію, другой гимназію — большаго разнообразія въ выводахъ не зам?чалось. Въ самомъ д?л?, стоитъ вспомнить: какз и чему насъ учили, и, право, чудно становится, что мы еще вышли кое-какъ грамотнымъ народомъ. Я, наприм?ръ, въ гимназіи не сходилъ съ перваго м?ста первой «парты», и въ моей студенческой конторк? лежалъ футляръ съ золотой медалью, выданной: «преусп?вающему». Но въ чемъ же я преусп?лъ двадцати безъ малаго л?тъ отъ роду? Кром? тупыхъ учебниковъ и русскихъ «образцовыхъ» писателей, я почти-что ничего не читалъ. Книги, въ род? «Космоса», р?дко попадали въ наши руки изъ рукъ учительскихъ, а брать журналы въ единственной городской «библіотек? для чтенія» было не на что. Подъ литературными впечатл?ніями того, что перепадало иногда отъ знакомыхъ и товарищей, и начала голова немного работать. Въ то время «Отечественный Записки» и «Современника для чтенія гимназистамъ не выдавались; и это не очень давно, всего какихъ-нибудь двадцать л?тъ. Я еще куда не старикъ, а при такихъ-порядкахъ учился. Объ какихъ же нибудь стремленіяхъ, гражданскихъ чувствахъ, см?ломъ протест?, серьезности труда и уваженіи личности — см?ху подобно и говорить! У насъ инспекторъ товарища моего, изъ шестаго класса, такого же «в?ликовозрастнаго», какъ и я, поставилъ въ соборной на кол?на, передъ ц?лой гимназіей и, ходя мимо взадъ и впередъ мелкими шажками, плевалъ на полъ вокругъ него, а потомъ заставлялъ его ладонью вытирать на полу. И за что? За то, что онъ «обид?лъ» какого-то барченка изъ втораго класса, т.-е. просто пихнулъ его, чтобы тотъ не приставалъ и не кричалъ ему (его звали Макаръ Сусликовъ):

«?халъ отецъ Макарій

«На кобыл? карой!

Сусликовъ былъ изъ цеховыхь и не ушелъ отъ солдатства, по неим?нію увольнительнаго свид?тельства.