Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы не случай... Однажды во время урока, стоя у стола и о чем-то рассказывая, она, неосознанным движением поглаживая запястье левой руки, слегка отогнула манжет кофточки. Карамба, как всегда, незаметно наблюдал за ней, фиксируя в памяти каждое движение, чтобы вспомнить, уже лежа вечером в постели, и вдруг ... Тогда-то он впервые поднял глаза и в упор посмотрел на Ольгу. Взгляды их встретились. В его сквозила неприкрытая боль, в ее - недоумение. Она растерянно замолчала на полуслове. Пауза затянулась. Класс замер, а она еще некоторое время стояла, не в силах отвести глаза, потом медленно опустила их и тут же начала мучительно медленно краснеть - из-под отогнутого манжета на бледной и нежной коже запястья как-то уж очень ярко виднелись замеченные всеми синие пятна.
Каким-то неуверенным и судорожным движением Ольга поправила манжет и, низко опустив голову, вышла из класса. Карамба тут же вскочил с места и бросился за ней.
Все сидели молча, пораженные разыгравшейся сценой, только Мишка Иванов, называемый всеми чаще всего Гадом зеленоглазым, рискнул подойти к двери, приоткрыть ее и некоторое время наблюдать за двумя, стоящими в конце коридора. Он видел, как Карамба нагнал Ольгу и преградил ей дорогу, как стоял сначала молча, а потом стал о чем-то быстро говорить, а она покорно слушала, не поднимая головы. Он видел, как менялся Карамба во время разговора: сначала в его позе, наклоне головы было столько нежности, мягкости, что Мишка даже удивился, потому что не мог и предположить, что Карамба может быть таким . Однако все изменилось, когда Карамба взял ее за руку и стал в чем-то горячо убеждать. В нем чувствовались уверенность и твердость. Но вот Ольга, сначала казавшаяся равнородушной к происходившему, осторожно забрала свою руку и покачала головой. И снова что-то неуловимо изменилось между этими двумя: Карамба, казалось, о чем-то просил ее, но она упорно смотрела куда-то вбок, а руки демонстративно спрятала за спиной. Однако вскоре он замолчал, сник и даже стал будто ниже ростом, потом, повернувшись, медленно побрел к классу.
Мишка, заметив это, быстро отскочил от двери, сел на свое место и стал смотреть в окно, как будто увидел там нечто интересное. Он никак не мог унять дрожь в руках, потому что отчаянно, до боли в сердце, жалел, что не он стоял на месте Карамбы, не он так говорил с ней, не он держал в руках ее тонкие нежные пальцы. Мишка не повернул головы даже тогда, когда Карамба, остановившись у стола и обведя всех тяжелым взглядом, весомо произнес:
- Если кто-нибудь...
Потом в полной тишине неспешно собрал книги и вышел из класса.
Все загалдели и быстро сошлись во мнении, что ее муж - полное ничтожество. Только двое не принимали участия в этом разговоре. Мишка по-прежнему смотрел в окно и думал об Ольге, и неясно было, чего больше в этих мыслях, зависти к однокласснику или жалости к учительнице; а Светка, серая мышка, не отрывала глаз от книги, потому что боялась расплакаться, так как ей было мучительно жаль Карамбу и себя, но его - намного больше.
Следующим днем недели было воскресенье, а в понедельник произошло два события. Первым уроком была литература, но ничего необычного не случилось, если не считать того, что Ольга была бледнее, чем всегда, и держалась подчеркнуто сухо. Но вот зазвенел звонок, все ринулись в коридор, а она попросила Карамбу задержаться. Ничего необычного в такой просьбе не было: она нередко разговаривала с учениками с глазу на глаз.
Когда они остались в классе одни, Ольга села за стол напротив него, но он даже не пошевелился и не поднял глаз, он уже все сказал накануне и теперь собирался лишь слушать. Она неспешно и аккуратно выровняла стопку тетрадей, лежащих на столе, ожидая, может быть, что он как-то поможет ей начать разговор, но он по-прежнему упрямо молчал, поэтому, глубоко вдохнув, она на выдохе произнесла:
- Послушайте, Виктор, я...
Но голос ее дрогнул, и она испуганно замолчала, однако все же сумела справиться с волнением и продолжила:
-Послушай, Виктор, я хотела просить тебя пересесть на другое место. Мне так было бы легче.
Отчего легче, она не объяснила, а он не спросил, потому что понимал, что после субботнего разговора она должна была что-то решить и, может быть, сообщить об этом ему. Она ждала его ответа, но Карамба и не собирался что-либо говорить. Ольга даже не была уверена, что он слышал ее.
Он, конечно же, оценив ее ТЫ, сразу все понял, хотя, по правде сказать, на другое и не надеялся, потому что надеяться на что-то было, по меньшей мере, глупо. Карамба молча встал и медленно пошел к выходу из класса, однако, остановившись у двери, вдруг с нежиданной злостью распахнул ее пинком и, сунув руки в карманы, вышел в коридор, чуть не налетев при этом на Серую мышь. Она стояла и с тревогой смотрела на него широко раскрытыми глазами. Карамба на минуту остановился и, отчего-то разозлившись еще больше, ничего лучше не мог придумать, как прошипеть:
-Захлопни глазищи, дура!