Помеха справа

При упоминании пирога Даня вопросительно посмотрел на меня. Я покачала головой: мы все же не с дружеским визитом пришли, воздержимся.

– Просто поговорим, если позволите, – ответила я Людмиле Витальевне.

– Да разве я могу не позволить? Такое горе, страшная трагедия, они умерли вместе, в один день, – хозяйка вздохнула, жестом пригласила гостей располагаться на длинном кожаном диване, сама села на стул, который был помещен на середину комнаты заранее и очень грамотно: чтобы сидящая на нем персона предстала в наилучшем свете.

Мы с Даней снова переглянулись, а Ирка, в телевизионной кухне не разбирающаяся, ничего не заметила, скромненько забилась в уголок дивана и уже оттуда с интересом оглядывала комнату.

Обстановка в гостиной была не из ИКЕА, а от итальянских мастеров. Чувствовалось, что Гришины не бедствуют.

Оператор захлопотал, устанавливая штатив, на него – камеру, настраивая видоискатель.

Людмила Витальевна легкими касаниями поправила безупречную прическу и замерла на стуле, покойно сложив на коленях белые руки со свежим маникюром.

Забыв удерживать гримасу страдания, она тихонько улыбалась – как Джоконда. Видно было, что печалиться Людмила Витальевна не привыкла, ее губы сами собой загибались крючочками вверх.

Счастливая женщина, вполне довольная жизнью.

Как-то не вязалось это с поводом для нынешнего интервью.

Даня помог матери погибшей девушки закрепить петличку, включил камеру.

– Это ужасная трагедия! – не дожидаясь моего вопроса, заговорила Людмила Витальевна. Уголки ее губ снова вывернулись, опустившись. – Валерий и Валя были очень красивой парой: она такая легкая, хрупкая, а он – статный, видный мужчина. Наша девочка была за ним, как за каменной стеной.

За закрытой дверью в другую комнату мягко бухнуло – как будто кто-то рухнул на кровать или пнул диванную подушку. Людмила Витальевна коротко стрельнула глазами на звук и повысила голос:

– Конечно, у Валерия были недоброжелатели, даже враги…

– Кто именно? – спросила я.

Гришина развела руками:

– Ну, откуда же мне знать? Зять никого в свои дела не посвящал. Но вы же понимаете, у него крупный бизнес, корни которого уходят в те самые девяностые… – она многозначительно помолчала. Вздохнула: – Бедная, бедная наша девочка… А я ведь говорила ей: Валюша, богатство – это не главное, долгой счастливой жизни оно не гарантирует, наоборот, большие деньги – это серьезный риск. Я, конечно, все понимаю: прелестной юной девушке хотелось красивой жизни, как в кино – с бриллиантами, дорогими нарядами и машинами, яхтами, островами…

– Так Валентина вышла за Валерия из-за денег? – прямо спросила я.

Поняв, что Людмила Витальевна несильно печалится, я решила с ней не церемониться.

– Деньги сыграли свою роль, несомненно. Но и сам Валера Вале нравился, он был такой… импозантный, – ухоженными ручками Гришина нарисовала в воздухе что-то затейливое. – И очень, очень любил нашу девочку. Просто обожал ее! Подарками засыпал, даже машину эту подарил, будь она неладна, – тут Людмила Витальевна тихо всхлипнула и вытащила из кармашка заранее приготовленный платочек.

В соседней комнате снова что-то грохнуло.

– Я надеюсь, что виновные в этом страшном преступлении будут найдены! – метнув в закрытую дверь короткий обеспокоенный взгляд, громко заявила Гришина и обессиленно поникла на стуле, красиво прикрывая лицо правой рукой с платочком.

Левой она в то же время сделала резкую отмашку, давая понять оператору, что запись нужно прекратить.

Красный огонек на камере погас.

– Я слишком мало сказала, да? – открыв лицо, виновато улыбнулась Людмила Витальевна. – Но вы должны понимать, это все так тяжело…

В соседней комнате что-то разбилось.

– Простите, на этом придется закончить, я больше никак не могу…

Гришина встала, давая понять, что продолжения разговора не будет.

Пришлось попрощаться и удалиться. Ирка, правда, еще пожелала попить и сходить в туалет, но с удовлетворением этих противоположных потребностей не задержалась. А выйдя на лестницу, немедленно нашептала мне:

– Ни котика, ни собачки у них не имеется, я посмотрела – на кухне нет миски, в клозете – кошачьего туалета. Так кто же шумел за закрытой дверью?

– Младший ребенок, – предположила я. И тоже продемонстрировала похвальную наблюдательность и навыки дедуктивного мышления: – В прихожке стояли модные молодежные кроссовки. Белый цвет, унисекс, тридцать восьмой номер, на широкую ногу. А у Людмилы Гришиной лапка узкая и максимум тридцать шестого размера.

– А кто у них еще, сын или дочь?

– Девочка, шестнадцать лет, зовут Анна, – я заглянула в список, присланный мне следователем.

За разговором мы спустились по лестнице и вышли из подъезда, но не успели сойти с крыльца, остановленные негромким окликом:

– Эй, журналисты! Псс, идите сюда!

Из подъезда выглянула озабоченная пухлощекая физиономия. Девичья, судя по длинной челке, выкрашенной в розовый и голубой.

– Аня? – предположила я.

Щеки согласно колыхнулись, физиономия спряталась, дверь открылась шире, явно приглашая нас войти. Мы вернулись в подъезд.