Помеха справа

– Погоди, а камера только на джипе Золотухина работала?

– Не только, еще на машине его жены, и тоже почему-то круглосуточно, – Ирка не утаила удивления, я – веселья. – Но там собаку вообще не видно, только машину, на которой ее, предположительно, увезли. Что-то громоздкое, темного цвета. Золотухин считает, что «Лендровер».

– А номер?

– Был бы виден номер, я бы сейчас не с тобой разговаривала! У меня тоже друзья в полиции имеются.

– В полиции – хорошо, а на телевидении – лучше, – не обескуражилась я. – Скажи Золотухину, пусть мне эти записи срочно пришлет. Я попрошу спецов в студии прогнать изображение через компьютер, они в специальной программе по кадру картинку восстановят, изучат и что-то нам про эту машину да скажут.

– Вот это другой разговор! – обрадовалась подруга. – Ударим современными технологиями по разбою и бандитизму! Жди, я сейчас все организую, будет тебе видео.

Я завершила разговор, но телефон далеко убирать не стала. Коротко объяснила Даниле, жестом пригласив его садиться:

– У нас тут собаку украли. Ту самую, которую мы с тобой вчера снимали для репортажа-бантика.

– Анжелку? – напарник расстроился. – Ох, наверное, это мы виноваты! Своим сюжетом привлекли к ней повышенное внимание. Какой-нибудь суеверный придурок решил, что ему срочно нужен такой живой талисман.

– Возможно, – сдержанно согласилась я и пригубила кофе. Ни рвать на себе волосы, ни бежать куда-то с криками я не собиралась. – Ну, коли это мы виноваты в похищении Анжелы, то мы ее и вернем. Паниковать не будем: если собаку украли как волшебный талисман, ничего плохого ей не сделают.

– Тогда сначала на студию? – правильно понял курс напарник.

Договориться с видеоинженерами получилось без проблем: я сказала, что изучения этого видео требует наше журналистское расследование, и ребята пообещали постараться.

Я так поняла, новое племя тележурналистов не балует техников интересными задачами. Молодые интеллектуалы энтузиазмом не страдают и так боятся профессионального выгорания, что с первого дня трудовой деятельности работают спустя рукава – чтобы оставались силы и время и в соцсетях потусить, и еду свою пофоткать и на всеобщее обозрение выложить, и модный лук из купленных в Интернете нарядов составить, и билетики на популярный курорт или концерт в сети присмотреть…

Хотя, возможно, это мне только кажется, потому что я ворчливая старая тетка.

– Какая же ты старая, – жарко заспорила со мной Ирка, с которой мы воссоединились после обеда: узнав, что мы с Даней во второй половине дня безлошадные, она сама вызвалась поработать для нас извозчиком. – Вот Пугачева – та старая. И Ротару тоже. И Аллегрова.

– А это кто, я не знаю? – встрял Даня.

– Дитя! – высокомерно сказала ему Ирка, не замечая, что сама себе противоречит. – Кого ты вообще знаешь? А я, представь, еще помню Розу Рымбаеву и Кола Бельды!

– Про них я тоже не слышал, – не стушевался Даня.

– Сик транзит… Что там транзит, Лен, я забыла?

– Глориа мунди, – подсказала я ей и объяснила напарнику: – Ты знаешь песню, Кола Бельды – это «мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним и отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю… Эгей!».

– Эгей, – согласился Данила и сморщил нос так, что тот сделался цвета морковки, поскольку просветы между бесчисленными веснушками почти пропали. – Вот только как это – сначала, утром, мы поедем, а уже потом ворвемся в зарю? Заря – это свечение неба перед восходом и после заката солнца, собственно, утро с нее и начинается. То есть либо мы поедем и помчимся еще ночью, либо врываться будем уже в закат…

– А? Видала? – я победно посмотрела на Ирку. – Логик!

– Не худший представитель молодого поколения, – снисходительно согласилась подруга. – Так вот, о старости. Вы знаете, что Всемирная организация здравоохранения и ООН в качестве верхнего предела молодости установили сорок пять лет?

– Так мы с тобой совсем недалеко ушли от этого возраста! – обрадовалась я.

– А я о чем тебе говорю? Не смей называть себя старой теткой, имей уважение к ООН и ВОЗ.

– Кстати, сын Антиповца и родители его жены – практически ровесники, им по сорок – сорок пять, – припомнила я в тему.

– Молодежь еще! – отозвалась Ирка. – Успеют еще красиво пожить на унаследованные от покойного капиталы.

Мы ехали к матери Валентины Антиповец, Людмиле Витальевне Гришиной. Эта приятная дама на удивление легко согласилась пообщаться со съемочной группой в рамках журналистского расследования.

Признаться, меня это несколько удивило. Мне представлялось, что мать погибшей девушки будет убита горем и уж точно не захочет говорить на камеру.

Я перестала удивляться, когда увидела Людмилу Витальевну. Та была хороша, свежа, ухожена и не выглядела расстроенной. Хотя старательно хмурила аккуратно нарисованные в тату-салоне брови и опускала уголки губ мышиными хвостиками.

– Здравствуйте, здравствуйте, проходите, проходите… Такое горе, такое горе… Тапочки вот тут, под табуреточкой… Чай, кофе? Я пирог испекла, – хозяйка встретила нас на пороге и, заботливо оделив всех домашней обувью, препроводила в гостиную.