И он начал мне рассказывать, как все с нетерпением и надеждой ожидали вторичного выступления митрополита Антония и как он всех разочаровал и огорчил своим отречением. Все опустили головы, уныли и потеряли интерес к дальнейшим прениям. Что-то надломилось. Я сказал, что считаю сказанное епископом Петром о митрополите Антонии преувеличением, так как "отречение" митрополита Антония относилось преимущественно к тайному голосованию, и здесь я с ним более или менее согласен, а о постановлениях 1961 года он говорил только мимоходом.
-" Нет, -возразил епископ Петр, - у всех создалось впечатление, что он отрекся именно от своей оппозиции постановлениям 1961 года. А вот Вы этого не сделали и заявили это четко."
Этот первый отзвук на мои выступления на Архиерейском совещании конечно, ободрил и утешил меня. Значит, я не один, и многие мне сочувствуют, хотя и бояться говорить открыто. Тем не менее я был еще не уверен, действительно ли это так и насколько широко это сочувствие. Ведь епископ Петр, был иностранцем, живущим на Западе, он мог не разобраться в обстановке и принять свои собственные чувства за всеобщие.
Оставалось все же фактом, что ни один из архиереев, живущих в пределах Советского Союза, ни одним словом не высказался на нашем Совещании не только против постановлений 1961 года, но даже против открытого голосования. Молчали: митрополит Алма- Атинский Иосиф, архиепископ Вениамин Иркутский, архиепископ Леонид Рижский, архиепископ Феодосий Ивановский, архиепископ Кассиан Костромской, - это чтобы перечислить только наиболее видных. Возвращаясь в этот момент в гостиницу "Россия", о том как они были сейчас настроены, я в этот момент еще не знал. В общем, из шестидесяти девяти участников Совещания на нем выступило всего двадцать. Остальные молчали, не возражали, но как они были внутренне настроены, мне было не ясно.
За ужином в гостинице было, конечно, много народу, но особенно интересных разговоров не было. После ужина я поднимался на лифте вместе с архиепископом Винницким Алипием. Мы с ним почти однолетки, он только на год моложе меня, а значит человек, помнящий "старый режим".
-" Как Ваша фамилия?"- спрашивает он меня.
-" Кривошеин".- отвечаю я.
-" Ого, - многозначительно и вместе с тем сочувственно воскликнул он.Министерская фамилия!" Через некоторое время, когда мы пересели в другой лифт и к нам подсел епископ Феодосий (Дикун) Полтавский, архиепископ Алипий заметил: " А ведь сегодня у нас мог произойти раскол, но все обошлось" В этот момент епископ Феодосий вмешался в разговор и как-то порывисто сказал: " Пытались устроить!" На этом разговор прекратился. Кого имел в виду епископ Феодосий, трудно сказать. Может быть меня или других, которые пытались или выступали с критикой, как епископ Дионисий (он говорил очень резко). Во всяком случае замечание епископа Феодосия произвело на меня тягостное впечатление." А может быть, все против нас?"- подумал я.
Поздно вечером мне удалось связаться по телефону с о. Всеволодом Шпиллером и моим братом Игорем. Рассказал им в общих чертах о ходе Архиерейского совещания. Они целиком одобрили принятую мной линию.
Удивительно, что и о.Всеволод и мой брат были уже в курсе того что происходило на Совещании, в частности о позиции, которую занял митрполит Антоний. Отец Всеволод сказал, что он не одобряет его "палинодию"( с греческого "песнь, противоположная прежней")
На следующее утро, после утреннего чая, мне удалось ближе познакомиться и разговориться с архиепископом Иркутским Вениамином (Новицким) Он меня совершенно потряс своим внешним видом. Сгорбленный, без единого волоса на голове и на лице, точно кто-то сбрил ему начисто голову, усы и бороду. Первое впечатление какого-то скопца или латинского патера.( У Владыки Василия есть воспоминания о нем. См. "Воспоминания" изд.Нижний-Новгород,1998г) А между тем еще несколько лет назад у него были и усы и борода. С тех пор они совершенно вылезли. Все это, как и сломанная спина, - последствия долголетнего пребывания на советской каторге. Говорят, что его там избивали, спинной хребет сломали, а волосы вылезли от лишений, хотя не сразу, но много лет спустя. Архиепископ Вениамин родился в 1900 году, перед самой войной в 1939году был в сане архимандрита наместником Почаевской Лавры в тогдашней Польше. В 1940 году был (после вступления туда советской армии) рукоположен в епископы Московской Патриархией. Остался на Волыни при немецкой оккупации, но кстати, в изданиях Патриархии об этом нигде не сказано и биография его вообще не напечатана. Во всяком случае, как он сам мне сказал, был арестован в 1943году вернувшейся красной армией, и сослан на Колыму, где и провел двенадцать лет, вплоть до 1955года.