Помилованные бедой

— Я ж ее рядом с мужиком положил. А он после вскрытия. Одеть не успел. Ну, та баба в себя пришла. Глядь, голый мужик рядом. А там амбал — трехдверный шкаф с антресолью! Проверяющая снова в обморок, без захода на кофе. В общем, я троих успел вскрыть и зашить, пока она подскочила и, поняв, где она и кто рядом, выскочила наружу. Уж что делала за моргом, предположить не сложно. Вошла белее той, которую только вскрыл. Я сделал вид, что ничего не вижу. Но как не приметишь, если бабу заносило. Я молча указал ей на место рядом, а она опять за спину спряталась. И смотрит исподтишка, что делаю. А попалась «ковырялка». Сама себе криминальный аборт сделала. Влила в матку мыло с марганцовкой и получила заражение крови. Будь она городской, успели бы спасти. Тут же из деревни, за сотню верст… Пока привезли в больницу, а гинеколог лишь утром пришла, вычистить было некому, баба и умерла. Ведь она в деревне у себя двое суток мучилась, ожидая, что сумеет обойтись без больницы. Да и первая беременность, кто решился б прервать? Короче, что у нее внутри получилось, рассказывать не стоит. Моя проверяющая, я каждой клеткой почувствовал, дрожит осиновым листом. Ну а мне что за дело? Пришла проверить — смотри! А ей опять худо! Видно, в морге она не была после студенческой практики. Тут обвал! Прошел час — проверяющей нет. Второй — не появилась. Я уже работу закончил, ее нет. Вышел глянуть, где ж проверка? А она сидит за моргом, плачет и блюет, вся дрожит, бледная, в комок сжалась. Такая несчастная, смотреть больно. Ну а до города четыре километра, уже темно, бабе жутко. Позвал я ее в морг. Всех покойников отгородил ширмой, накрыл простынями. Женщину за стол усадил, за которым свои заключения пишу. Налил ей кофе. Она взяла чашку, а пить не может, зубы зашлись в чечетке. Я попытался ее успокоить, отвлечь. Не получалось долго. Она озиралась на ширму — не выскочит ли кто оттуда? А потом и призналась, что на меня пришла кляуза. Проверить ее достоверность никто не соглашался. Никому не хотелось идти в морг. Послали ее — специалиста по детским заболеваниям. Сам знаешь, педиатры, почти все, не переносят вида морга.

— А что за кляуза пришла на тебя?

— Ну, вроде я на работе спирт из ведра кружками хлещу. А потому очень долго тяну с заключениями. Оно и не грех бы при моей работе выпить иной раз сто граммов. Но где их взять?

— Лень! Если тебя на трезвость проверяли, зачем ей было на вскрытиях присутствовать?

— Она решила устроить проверку по полной программе. Но не рассчитала свои силенки. Вираж оказался очень крутым. Потом сама призналась, что пыталась удержаться за моей спиной с закрытыми глазами, но запах от покойников доставал сильно, и она не выдержала. Когда узнала, какая у меня зарплата, извиняться стала. Ну, вот так стоим за моргом, слышим, идет кто-то, тяжелыми шагами, все ближе к нам. Проверяющая голову чуть не утопила в грудях, дышать разучилась, дрожит всем, что еще живо. А меня идиотский смех разбирает. Ничего не могу с собой поделать. Взял за локоть бабу, и вдруг слышим: «Кого тут нечистая носит в моих пределах? А ну кыш отсель, негодные! Сыскали место, где похоть свою праздновать! Аль не видите, что упокойники рядом? Уж оне вам покажут, кто тут хозяин…»

Это был сторож. Проверяющая в меня вцепилась мертвой хваткой, как в родного. Своя жена ни разу гак не держалась. Я и рад бы продлить тот миг, но сторож подошел, узнал меня, извинился матерно в бабий адрес, а я успокоил проверяющую, вернул к моргу. Но внутрь она уже не вошла. Вызвал я для нее такси, и вскоре баба уехала. О результатах проверки никто не сказал, забыли о ней. После того случая никого из здравотдела ко мне дубиной не загонишь. А вот спирта на два литра норму увеличили, без просьб и объяснений, молча.

— Петрович, чему удивляться? Еще в моем студенчестве никто не хотел идти в патологоанатомы. Да и в судмедэксперт ты желающих было не много. Считалось, лучше быть невропатологом, психиатром, гинекологом, урологом, онкологом, но только подальше от морга. Хотя, сам знаешь, никто не избежал общения и контактов с патологоанатомом. Кстати, надо уметь абстрагироваться от вида трупов. Ведь именно это нас самих ожидает когда-то, — с грустью вздохнул Бронников.

— Моих рук никто не минет. Это верно. Вон крутые всех налогом обложили, даже кладбищенского сторожа. А к нам не прикипаются. Знают, с голой задницы, кроме анализов, ничего не выдавить. Коли на нашу зарплату рот разинут, пусть на себя обижаются. Мы тоже сумеем довести до икоты.

— Ты? — изумился Бронников.

— А что необычного?

— Нарядишься в покойника? Так этим рэкет не испугаешь.

— Юр, неужели меня лохом считаешь? Зачем мне маскарад? Тем нынче даже детей не пронять. Есть вещи посерьезнее. Они любого достанут и поставят на колени. Так проучить могут лишь патологоанатомы, когда их достала родня покойного или сам при жизни нагадил нашей службе полные карманы.

— Да как тебе нагадить могут? — засомневался Бронников.