Помни о микротанцорах

– Заводи машину, – сказал он, – и убирайся куда угодно. Быстро, но без паники. Через два часа, минимум через час, прибудет полиция. Это генетики.

Они будут искать все что угодно, потому что они ничего не будут знать. В лаборатории все чисто, я позаботился. Лежишь на дне и ждешь, пока с тобой свяжутся. Задание ясно?

– Мы не поедем?

– Мы поедем.

– Как?

– В крайнем случае без меня. Связь через Катю, она будет в курсе всего.

Валин запер фургон и забрался в кабину. Мира дремала на кроватке за занавеской.

– Ку-ку, просыпайся.

– Что случилось?

– Кажется, нами заинтересовалась полиция. Но шеф сказал, что они ничего не знают. Сейчас мы с тобой тихонько уедем и поиграем в прятки.

– Они нас поймают?

– Ни за что.

– Что будет, если они нас поймают? Меня от тебя заберут?

– Я же сказал, что ничего не будет.

Их допрашивали в разных комнатах. Впрочем, Катю не допрашивали, а всего лишь попытались напугать и задали несколько глупейших вопросов, сгенерированных нейрокомпьютером. Компьютер работал настолько хорошо, что иногда позволял просто читать мысли подозреваемых – иногда, но не в этом случае. Сейчас молодой лейтенант просто не знал толком о чем спрашивать. Тыкал пальцем в небо. Вскоре ее отпустили и даже выделили сопровождающего, как несовершеннолетней.

– Спасибо, я знаю дорогу домой, – сказала она.

– Положено по инструкции.

– Тогда я никуда не пойду. Я останусь здесь и буду ждать.

– Не положено по инструкции.

– Тогда я выйду и снова зайду и скажу вам, что у меня от волнения кружится голова.

– Такой инструкции нет.

– Вот и прекрасно.

Она вышла, зашла, но кто-то уже очень быстро распорядился убрать из коридора стулья. Просто так, ради удовольствия. Пришлось стоять, подпирая спиной холодную батарею.

Ее отца допрашивали по-настоящему. Фамилия комиссара была Реник.

Реник казался еще молодым человеком, около тридцати или тридцати пяти.

Казался – потому что его волосы были совершенно седыми. Реник имел большой живот, отвисающий вниз, причем все остальные части его тела, например, тонкие ножки и ручки, были довольно худы и костлявы. Реник носил большие и пышные усы, которые казали приклеенными. От него на версту несло чувством неполноценности, которое он пытался скрыть то так, то сяк. Вообщем, неприятный тип, но среди следователей приятные не встречаются, такая уж профессия.

– Имя и фамилия? – спросил он для начала.

– Дягилев Дмитрий Дмитриевич.

– Год рождения?

– 1981й.

– Пол? Так и пишем, мужской. Вот карточка согласия на нарушение внутренней среды организма. Если вы подписываете, вам введут лекарство, которое помогает говорить правду, а кроме того, проведут частичное сканирование кратковременной памяти. Вы имеете право не подписывать карточку. Это нисколько не отразится на нашем отношении к вам. Подписываете?

– Да.

Он подписал.

– Прекрасно. Теперь прошу вас проглотить эти две таблетки, вначале желтую.

Теперь вставьте палец, указательный палец правой руки, вот сюда. Левую на ладонный контакт.

– Можете не объяснять, я делал это много раз.

Он вставил палец в зажим и подождал, пока будут установлены электроды на голове. Молоденькая медсестра в халатике сделала укол в вену. От медсестры пахло грейпфрутом. Возможно, это ее собственный запах, ведь смена запаха в косметических целях разрешена. «Теперь нужно подождать минут двадцать, пока лекарство начнет работать», – сказала она противным голосом и вышла.

– Так, – сказал Реник, – вернемся к событиям сегодняшнего дня. Вы конечно, станете утверждать, что не имете к ним никакого отношения?

– Было бы странно, если бы я утверждал что-либо другое.

– Отнюдь, – Реник криво усмехнулся в усы. – Сейчас пройдемся по вашей биографии. Тут я кое-что нашел, вот, сейчас посмотрим-посмотрим. Ага. Первая судимость тридцать пять лет назад. Вы убили трех человек, дорогой наш Дмитрий Дмитриевич. Как же так? Может быть, случайно?

– Это судебная ошибка.

– Судебных ошибок не бывает, это я вам говорю. Это все брехня в пользу бедных. А кроме того, более трехсот детей погибло от эпидемии неизвестной болезни. Триста две штуки. Или головы – как вы их считаете? Предположительно, я читаю: «биологическое оружие типа искусственно созданного вируса». Вот от этого «типа вируса», они и умерли. Вы скажете, что ваша причастность к созданию оружия не доказана. Правильно, не доказана. Но дети ведь в могиле. Это вам не триста коров остались без телят. Это триста матерей потеряли надежду и опору.

Они не приходят к вам по ночам? Цепями не звенят? Жаль. Лидочка, сколько минут прошло?

– Семь, – ответила Лидочка и продолжила заполнять листочки.

– Пойдем дальше. Тринадцать лет назад вы совершаете прямое генетическое преступление – пытаетесь вырастить человеческого клона. При аресте обнаружены, я опять читаю: «доказательства существования преступной группировки, чья деятельность – неразборчиво, а прочел, ну кто у нас пишет таким почерком? – была направлена на биологический и генетический терроризм». А теперь прямо на ваших глазах генетический монстр нападает на ребенка. Как вы можете это объяснить?

– Я не обязан это объяснять.