Наконец, толпа рассеялась, и аббатиса, окинув хозяйским взглядом двор, пошла к карете. И пока сестра Жанна заносила в свою табличку последние указания, я лихорадочно думала, как не принять помощь Дарьена, чтобы это не выглядело грубостью. Хвала Интруне, он обошел карету и подал руку девушке в зеленом. Быстро, на грани приличий, я помогла сестре Марии-Луизе сесть в экипаж, запрыгнула следом и задернула приоткрытую принцессой занавеску.
Нужно ли говорить, что ее немедленно отдернули, а в окно высунулся благородный нос. И ставлю серебряный, ее высочество вновь смотрела на гостиницу.
— Сестра Лоретта, пожалуйста, отодвиньтесь.
Я потянулась к синему бархату, но принцесса даже не шелохнулась.
— Сестра Лоретта? — чуть громче, а вдруг не услышали, позвала я.
Да уж, тут и Лютику есть чему поучиться.
Я посмотрела на аббатису, а та на меня. Изучающе.
— Сестра Лоретта, — тон мой был безмятежен, — вы когда-нибудь видели человека, которому в лицо попал арбалетный болт?
От окна принцесса отпрянула с похвальной быстротой.
— Это, — закончила я, аккуратно расправляя занавеску, — очень неприятное зрелище.
Ее высочество открыла рот, и в тот же миг снаружи послышались окрики, возмущенное ржание — кажется, Лютик заподозрил подмену — и карета, наконец, пошла.
Святой Гермий, храни нас в дороге, и тот покров, что обещала, я вышью!
Святая Интруна, прошу…
— Во-первых, — недовольный голос принцессы заставил меня открыть глаза, — низкорожденным запрещено носить оружие, во-вторых, ни один мужчина не посмеет посягнуть на благородную даму, и, в-третьих, ты должна обращаться ко мне ваше королевское высочество.
… даруй мне терпение.
Я улыбнулась самой светской из улыбок, обдумывая ответ со всей возможной тщательностью, но сестра Мария-Луиза меня опередила.
— Обращаться ваше королевское высочество Алана станет, не раньше чем я освобожу тебя от обетов. А пока, сестра Лоретта, — аббатиса подчеркнула предпоследнее слово, — я надеюсь, ты вспомнишь, наставления Дарьена. Особенно ту часть, где говорилось о необходимости прислушиваться к рекомендациям сестры Аланы во всех вопросах, касающихся твоей личной безопасности. Или мне развернуть экипаж и написать Его Величеству, что тебе еще рано возвращаться в столицу? Очень жаль, ведь мы как раз успевали к майским торжествам.
Гневное сопение ее высочества утонуло в перестуке копыт, скрипе ворот и стихшем шуме людских голосов — мы наконец-то покинули обитель. Я достала из-за пояса простые деревянные четки и, подстраиваясь под ритм покачивающейся кареты, приготовилась читать сотню “Всеотец стою пред оком твоим”.
— Но разговаривать с ней я не собираюсь! — выпалила ее высочество и надменно вздернула округлый подбородок.
Святая Интруна, спасибо тебе!
Я прикрыла глаза, сосредотачиваясь на молитве и звуках дороги.
Всеотец стою пред оком твоим…
Ко второму повтору тряская тишина начала тяготить Эльгу Лоретту, а к пятнадцатому я уже знала, на майский бал ее высочество наденет платье из синей, нет белой, парчи с юбкой, расшитой золотыми розами, и на каждой будет гореть алмазная капля росы. И золотые же туфельки. И сапфировую парюру Хидегард Милосердной. Она очень сильно попросит, и Хиль, похоже, так в кругу семьи называют Его Величество Хильдерика, разрешит!
…Всеотец взываю к мудрости твоей…
И Дарьен — имя заставило меня сбиться — обязательно будет танцевать с ней. Он, конечно, не любит, но ей обещал. Да, обещал, иначе она бы не согласилась…
Слова молитвы, такие знакомые, повторяемые с раннего детства, вылетели из головы.
В переборе копыт послышался шепот волн и колючий смех ветра. Деревянные бусины холодили пальцы — точь-в-точь камни южной стены, которая уходит корнями в скалу и сердитое море.
Дарьену уже лучше и со дня на день кортеж Его Величества должен повторно — такая честь — посетить Чаячье крыло.
Дарьену уже лучше и со дня на день кортеж Его Величества должен повторно — такая честь — посетить Чаячье крыло. Но пока король объезжает владения южных баронов у нас есть еще немного времени. Для шахмат, книг о старых битвах или далеких странах, башен, псарни, оружейной и площадки, где тренируется замковая стража. Дарьен смотрит, как я расправлюсь с мишенями из подаренного отцом лука. Пробует, мажет, и обещает при следующей встрече обязательно победить. Мы бьемся об заклад — моя ладонь тонет в его и я чувствую, как краснею.
— Я не хочу замуж за Каурига.
На стене прохладно, проказник-ветер треплет подол и широкие рукава платья. Нового. Голубого, словно незабудки. И няня говорит, я в нем прелесть какая хорошенькая.
— Кауриг, — воздух выходит из озябшего носа с легким свистом, — обещал после свадьбы запретить мне ездить верхом. А когда я спросила, почему это плохо, надулся, как жаба. И я так и не поняла. А ты как думаешь, почему?
— Потому что дурак.
Резкий, сердитый даже голос Дарьена заставляет меня повернуть голову. Он хмурится, всматриваясь в синее, как его глаза, море. Я пытаюсь разглядеть, что же вызвало его недовольство, но там только белые барашки волн и тень одинокой чайки.