Помни обо мне

— Да неужели? Впрочем, корона, возможно, а вот власть… Моей дорогой кузине ведь всего семнадцать, несомненно, она слишком юна, чтобы править. Зато ее дорогая матушка, похоже, соскучилась по этой неблагодарной ноше. И полутора лет не прошло. А кузину займут восстановлением династии. Только мужа подходящего подберут. Младший Де Рош? Сынок Окли или… О, нет, — смех маркиза был последним, что я ожидала услышать в этой ситуации, — неужели ты, дружище, рассчитывал сам… Всеотец Милосердный, разве можно быть настолько…

— Хватит! — взвизгнул Монфор. — Твой ответ, Ривеллен!

Вдовствующая королева, Первый министр и Верховный Прелат, раз уж здесь его люди. А значит то, что говорили о короле, скорее всего…

Праматерь Керринтрун…

— Мой ответ? — спокойный, собранный голос маркиза, прозвучавший сейчас совсем близко, остудил мою глупую панику. — Мой ответ нет, Монфор. Я не играю заодно с дураками. И уж тем более не позволяю им себя использовать. В эту дверь, — легкий стук подсказал, что последняя фраза предназначалась мне, — вы не войдете.

Девять. Нас все же девять, правда, один — калека, второй хром, а третья…

А, какая разница.

В кои-то веки я была согласна с маркизом.

Эльгу они не получат.

Я выпрямилась и перебросила кинжал в правую руку.

Клянусь честью Морфан.

— Жаль. Очень жаль, Ривеллен. Но ты сам решил свою судьбу!

И вновь тихо.

Праматерь Керринтрун, я твой сосуд.

Воплощение твоей…

В этот миг тишина раскололась. Рассыпалась воплями, истошным ржанием и сухим треском дерева, пробитого арбалетным болтом там, где недавно была моя голова.

— Не двигаться! — крикнула я, подаваясь влево.

К двери, которую не защищал маркиз, и которая два удара сердца спустя распахнулась, пропуская мужчину в мундире гвардии Веховного Прелата.

Мне повезло, он не ожидал сопротивления. Я ударила быстро и точно, в основание толстой шеи. Дернула, выпуская фонтан алых брызг, и пинком вытолкнула незваного гостя из кареты.

Минус один.

Там за стенами, обитыми винным бархатом, умирали люди. А за моей спиной плакала Эльга, и ее тонкие всхлипы, перекрывали дрожащий голос сестры Марии-Луизы, которая, как и полагается благородной адельфи, молилась.

Я ждала, не отводя глаз от узкой полосы леса. И вслушивалась, внимательнее, чем когда-либо, не скрипнет ли та, вторая дверца.

Не скрипнула.

А следующим, кто появился передо мной, был Дарьен.

— Алана, это я, — крикнул он, прежде чем запрыгнуть в карету, — все закончилось.

И от этих слов, нет, только от самого его присутствия, густой, пахнущий кровью и страхом воздух стал легким и сладким. И я вдохнула его жадно полной грудью, наплевав на боль в растревоженных ребрах.

Все закончилось.

Сзади вголос зарыдала Эльга, а сестра Мария-Луиза говорила ей что-то, прерывая увещевания словами благодарности Всеотцу и святой Интруне. Я собиралась спросить, как мы победили, но Дарьен вдруг изменился в лице.

— Вы… Ранены? — пальцы, коснувшиеся моей щеки, едва заметно дрожали.

— Нет, — я мотнула головой и, повинуясь странному порыву, повторила слова, сказанные давным-давно на берегу озера Вивиани. — Не ранена. Млеть, блевать и биться в истерике тоже не буду.

Он улыбнулся, и я поняла, что живу.

Дышу.

И кажется, нет, точно люблю этого человека. А мое сердце…

Мое глупое сердце готово выпрыгнуть из груди и послушно, с радостью лечь в его ладонь.

— Я же говорил, они невредимы, — этот бесстрастный, точно лик Всеотца, голос за спиной привел меня в чувство.

Я отступила на полшага и развернулась. Достаточно быстро, чтобы увидеть, как принцесса, сбросив руку сестры Марии-Луизы, вылетает из кареты с криком одновременно счастливым и яростным.

Хиль? Мне показалось или она сказала…

— Вот пусть теперь сам успокаивает, — фыркнул Дарьен в мое полыхнувшее летним закатом ухо. — Интриган.

И в шею поцеловал.

Праматерь Керринтрун, ну зачем?

И…

Спасибо!

Глава 28

— Ты злишься на меня, брат.

Мир за огромным, в человеческий рост, окном Шасселя тонул в серебристой дымке, и алые мундиры солдат королевской гвардии казались листьями, что запутались в кованых ветвях ограды.

— Нет, — едва различимо выдохнул Дарьен, поворачиваясь спиной к лесу и дороге, которая едва не стала последней.

Странно, но за прошедшие двенадцать лет в этом кабинете почти ничего не изменилось. Охотничьи трофеи и оружие по-прежнему висели на стенах, укрытых панелями из темного дуба. Картины отец не любил. Перед холодным зевом камина — роскошное кресло (подарок столичных эшвенов) и старая медвежья шкура. В детстве Дарьен любил лежать на ней и смотреть: на огонь, страницы книг или отца, который сидел в кресле. Или за столом. Тот тоже остался. Правда, сейчас вместо хаоса бумаг и письменных принадлежностей, серебряного кубка с вином и блюда с тонкими пряными колбасками на нем царил порядок. Непривычный, безупречный даже по меркам мастера Бао порядок. А за столом сидел король. Только другой.