Помни обо мне

Я увлеклась настолько, что понадобилось пожатие Дарьена, прежде я чем соотнесла свою более чем скромную персону, этот вопрос и то, кем он был задан.

— Первый через Благословенные ворота, Ваше Величество, — я повернула голову и встретила обманчиво-безразличный взгляд светлых глаз. — И в столь изысканном обществе.

— Действительно, — сказал король, — хотя адельфи Аделаида, я слышал, не любила Керинис.

И потребовалось вся моя выдержка, чтобы не выказать удивления, проглотить обжигавший язык вопрос и почти спокойно ответить:

— Кто бы ни рассказал вам это, Ваше Величество, — о, я бы дорого заплатила за имя особы столь осведомленной, — не солгал. Она действительно не любила столицу.

И только разгадав загадку картины в ее кабинете, я поняла: ростки этой нелюбви были щедро удобрены пеплом Альби.

— Секреты, — Дарьен медленно подался вперед, отвлекая на себя монаршее внимание, — знаешь, брат, что-то устал я от секретов.

Ему мой план не понравился. И пусть я задействовала все свое мастерство, убедить Дарьена в том, что я смогу без угрозы для себя выяснить, кто назначил награду за его голову, не удалось. Особенно после того, как я отказалась раскрыть, как и у кого рассчитываю получить эти сведения. Я сомневалась и до сих пор сомневаюсь, что Толстый Йенсор, теневой хозяин Кериниса, оценит мою откровенность. Дарьен спорил. Долго, упорно, а потом просто поцеловал и убийственно серьезным голосом заявил, что никуда одну не отпустит. Даже если ему придется ехать в столицу в карете.

Романтическое по меркам всех певцов любви путешествие испортили две вещи: кислое, как тевменские вина, лицо Эльги, которое, правда, прояснилось, стоило мне пообещать, что, вернувшись, я приступлю к обязанностям камеристки, и внезапное присутствие короля. Слухи не врали, Его Величество Хильдерик действительно любит брата. И если утром, когда Дарьен ставил короля в известие о нашей наметившейся авантюре, меня удивило то, как быстро тот согласился с моим планом, и то, как мало его интересовали детали, сейчас многое стало понятно. И, собираясь с мыслями, я сделала вид, что крайне заинтересована видом из окна, хоть тот и состоял преимущественно из алой спины королевского гвардейца и гнедого крупа его коня.

— Больше никаких секретов, брат, — раздался спокойный голос, — адельфи Аделаида, а в последние годы Алана, неоднократно оказывали мне услуги весьма деликатного свойства. До настоящего момента об этом знали лишь я и ныне покойные адельфи Аделаида, вдовствующая баронесса Фелин, и Фабьен. Граф Маршаль, — эта ремарка, очевидно, предназначалась мне. — Он высоко отзывался о ваших умениях, Алана.

И скажи Его Величество, что воды Полулунного превратились в вино, а на камнях Цитадели расцвели розы, я не была бы так удивлена. Наставница не любила столицу. Не столько город, хотя и город тоже, сколько Цитадель и тех, чьим домом она была. Что заставило ее пойти на сделку с короной?!

— Осмелюсь спросить, Ваше Величество, — я помедлила, тщательно подбирая слова, — каковы условия этого соглашения?

Я смотрела на эту слишком светлую, с легким розоватым оттенком, кожу, на которой выделялся более темный мазок тонких губ. И глаза. Все еще синие, если смотреть на них в погожий день, но далеко не такие яркие, как у Дарьена и Эльги. Белые ресницы. И, конечно, волосы. По-королевски длинные волосы цвета шлифованной кости. И все же, несмотря на странную почти нечеловеческую внешность, передо мной сидел человек.

— Вы просите меня раскрыть условия контракта?

Его Величество говорил бесстрастно и выражение его лица почти не менялось. Но я пойму, если он солжет.

— Да, Ваше Величество. Думаю, я, как исполнитель, имею право знать.

— Действительно, — решение он принял мгновенно. — Условия просты. Интересующие меня сведения и, иногда, бумаги, в обмен на отсутствие у короны претензий к адельфи Аделаиде и ее спутнику. А с вашим появлением, и к ученице.

Значит, правда.

— И, — я прищурилась, стараясь не пропустить даже малейшего движения белых ресниц, — Ваше Величество ждет, что я продолжу это… сотрудничество?

— Нет, — голос Дарьена разрезал дрожащее перетянутой струной напряжение. Он сжал мою руку и чуть подался вперед, привлекая к себе внимание короля. — Нет, брат. Играть ею я не позволю.

Странно, но мне отчего-то стало тесно в груди, словно невидимая рука потянула за льняные ленты повязок, и губы дрогнули, и глаза…

Я стиснула зубы, чтобы прогнать это странное, неправильное, опасное чувство, а оно разрасталось во мне, выстреливало солнечными побегами, заполняло пустоту, о которой я давно позабыла. И согревало. Не опаляло страстью, как просыпавшиеся от поцелуев огненные змеи, но дарило тепло и спокойствие, как большой очаг в главном зале Чаячьего крыла или вино с пряностями, которое мы пили зимними вечерами в Сан-Мишель.

— Мне кажется, — голос Его Величества вернул моим мыслям столь необходимую в настоящий момент ясность, — пока это… сотрудничество было весьма плодотворным. Для всех. Поэтому я не совсем понимаю твое негодование.