Помни время шипов

21 октября. Передовые части русских уже продвинулись на десять километров к югу-западу от Гумбиннена и по дороге на запад дошли до поселка Неммерсдорф на реке Ангерапп. В казармах все в волнении. Автомобили с офицерами носятся туда-сюда, и команды командиров громко звучат на дворе казармы. Для необученных рекрутов подгоняют старые грузовики, работающие на дровах, которые до сих пор использовались в качестве учебных автомобилей и машин снабжения. (Речь идет о так называемых «газогенераторных автомобилях» – прим. перев.) Нас по отделениям загружают в них, и мы протискиваемся между ящиками с боеприпасами и запасом дров для газового генератора грузовика и устраиваемся просто на полу.

Проехав совсем немного, мы застреваем в пробке. Дороги настолько забиты беженцами с тачками, повозками и лошадьми, что нашей колонне приходится ехать долгими окольными путями через леса, чтобы прибыть на предусмотренный для нас приказом участок фронта неподалеку от Неммерсдорфа. Уже во второй половине дня мы слезаем с наших грузовиков и дальше идем к Неммерсдорфу пешком по обочинам с обеих сторон дороги. Удивительно, но здесь еще не слышно никаких звуков боя. Меня только удивляют стаи воронов и ворон, которые сидят на деревьях повсюду вокруг и время от времени взлетают с громким карканьем.

Один из пожилых новобранцев из моего отделения показывает на черных птиц перед поселком и говорит: – Здесь много стервятников. Это не к добру!

– Почему стервятников? – возражает ему другой. – Это самые обычные в'oроны и вороны, которые собираются осенью. Так бывает каждый год. Меня удивляет только то, что они не улетели, хотя здесь так громко стреляют.

– Именно потому, что они стервятники! – поучает его первый.

– Чушь! Это все суеверия и бабушкины сказки, – не сдается второй. Он обер-ефрейтор и раньше служил во флоте. Судя по диалекту, он восточный пруссак. А тот, который назвал ворон стервятниками, этнический немец из румынской Буковины. Его никак не удается заставить отказаться от своей веры в то, что в'oроны и вороны не предвещают ничего хорошего. Потому он почти обиженно говорит: – Вот увидите, что я был прав! Так много стервятников в одном месте приносят несчастье!

Их дальнейшую дискуссию внезапно прерывает огонь пушек вражеских танков. Они находятся где-то в одном или двух километрах от нас и обстреливают дорогу. Мы все тут же ищем укрытие в придорожной канаве. Воронье с карканьем взлетает с деревьев и ищет защиту в близлежащем леске у Ангераппа.

Ближе к вечеру под покровом темноты мы приближаемся к деревне и окапываемся перед маленьким холмом. Русские, как нам говорят, закрепились в траншеях, выкопанных за последние недели бойцами фольксштурма и гражданским населением для защиты населения местечка. И вот теперь нашим учебным ротам завтра утром предстоит с криком «ура!» взять эти траншеи. Ночь проходит тихо, но новобранцы нервничают и никак не могут уснуть. Для них и для переученных моряков это будет их первый бой.

22 октября. Этим утром над полями лежит мглистый туман. Вместо поселка мы можем видеть только расплывчатые контуры. Наша рота лежит на правом фланге и ждет боевой приказ. Но еще до поступления приказа новобранцы из других рот слева от нас устремляются вперед с криком «Ура!». По ним открывают сильный огонь из винтовок и пулеметов. Я слышу, как многие зовут санитара. Когда и мы переходим в атаку, ответный огонь уже слабее. Тем не менее, у нас трое легкораненых и один тяжелораненый в моем отделении. Потери других рот должны быть значительны. Наряду с несколькими офицерами много унтер-офицеров и солдат погибли или были ранены. Противник тоже понес большие потери, их погибшие и раненые остаются лежать в траншеях. Остальные пытаются ускользнуть, но мы раз за разом атакуем их.

Когда мы прочесывали деревню, русские нам больше не попадались. Вместо этого мы обнаружили ужасные картины жестоко убитых людей, которые напомнили мне о зверствах, учиненных советскими солдатами над жителями советских же деревень, что мне часто доводилось видеть во время нашего отступления весной 1944 года. Здесь это были немецкие женщины, у которых с тела срывали одежду, чтобы изнасиловать их, а затем изувечить самым ужасным образом. В амбаре мы обнаружили старика, шею которого пробили навозными вилами так, что он был по-настоящему прибит к двери. В спальне одного дома все перины были разрезаны и замазаны кровью. В перьях лежали два зарезанных женских трупа и два убитых ребенка. Зрелище было настолько жестоким, что некоторые из наших рекрутов в панике выбежали прочь, и их жутко тошнило.