Наконец, я добегаю до рельсов и перепрыгиваю через них. С другой стороны железнодорожного полотна я просто валюсь на камни. Недолгое время остаюсь лежать на земле. По лбу течет пот, попадая в глаза. Когда я вытираю лоб тыльной стороной руки, то замечаю на ней кровь. Просто маленькая ссадина от удара рукой о камни. Потом я вижу развалины бывшей крестьянской избы.
Там можно укрыться! Скорее туда! Сделав несколько быстрых шагов, я забегаю внутрь. Разбитая дверь лежит на полу. С опозданием замечаю, что за обломками стены прячется Т-34 с открытым люком. Громкий выстрел почти разрывает мои барабанные перепонки. Советский солдат внезапно запрыгивает через полуразрушенную стену в дом и застывает передо мной как вкопанный. Мы оба с удивлением разглядываем другу друга. Он безоружен, а я только сейчас замечаю, что я судорожно сжимал в руке пистолет и навел его на него. Русский такой же молодой, как и я. Он со страхом смотрит на мой пистолет. Если он нападет, то я выстрелю. Но он не двигается, а просто стоит, а затем медленно опускает руки.
Я медленно пячусь назад, пока не упираюсь спиной в какое-то бревно. Затем я разворачиваюсь и выскакиваю наружу, к спасительным кустам, которые растут у берега Дона. Здесь вижу группу наших солдат, которые совершенно обессилели от долгого бега, и после короткого отдыха бросаются на засыпанный снегом лед. Под мощным огнем приближающихся танков они пытаются перебраться на спасительный другой берег. Я тоже хватаюсь за эту соломинку и бегу вперед!.. Для танков лед еще слишком тонок. Потому они стоят на высоком берегу и стреляют по нам просто как в тире. Снаряды рвутся безостановочно. Люди справа и слева валятся на снег. Он окрашивается кровью. Мертвые лежат кучами, а раненые стонут и зовут о помощи. В некоторых местах лед трещит от взрывов. Фонтаны воды взмывают вверх. Лежащие на снегу тела соскальзывают в бурлящую воду. Я бегу, спотыкаюсь о раненых и убитых, и вижу, как снег все больше и больше пропитывается кровью. Наконец, благополучно достигаю спасительного берега! Тех, кто смог спастись на другом берегу и нашел укрытие среди берез маленького прибрежного леска, уже не так много. Но и в рощице мы не чувствуем себя в безопасности. Осколки снарядов с грохотом врезаются в деревья. Верхушки деревьев и ветки падают на землю, и ранят некоторых из тех, кто ошибочно уже чувствовал себя в безопасности. В роще есть несколько бункеров. На бегу какой-то унтер-офицер машет мне рукой, показывая на один из них. Я вбегаю внутрь. Мне понадобилось еще несколько минут, чтобы я смог отдышаться и нормально говорить. Здесь я чувствую себя в несколько большей безопасности и произношу молитву небесам с благодарностью за то, что мне удалось избежать смерти во время этого бегства через Дон.
Все бункеры находятся в превосходном состоянии, они профессионально сколочены из березовых стволов. Их явно строили как долговременные сооружения. Но кто знает, сколько времени они простояли пустыми? Один из солдат уверяет, что здесь какое-то время была позиция артиллерии. Он вроде бы сам видел готовые артиллерийские позиции на берегу Дона. Здесь уже можно было бы жить, думаю я.
Унтер-офицер предлагает мне сигарету. Но когда я лезу в левый нагрудный карман за зажигалкой, мои пальцы нащупывают кусок металла, деформированный пулей или осколком. Материя на груди порвана, так что я могу просунуть в дыру большой палец. Чувствую запах бензина, пропитавшего мундир.
Я вспоминаю удар в грудь, который я получил, мчась по склону холма. Крепкая, сделанная из толстого листа металла зажигалка, которую мне в Сталинграде подарил штабс-ефрейтор Гралла, возможно, спасла мне жизнь. Интересно, что случилось с ним и остальными? Но сейчас не время думать об этом, мы должны идти дальше. Какой-то солдат из числа тех, кто последним перешел Дон по льду, сообщает, запыхавшись, что вражеская пехота с минометами переходит реку по льду и скоро будет на этом берегу. Мы не сможем их остановить, у нас нет оружия. Даже у унтер-офицера нет автомата. Я единственный, у кого есть пистолет. Мы следуем через густой кустарник за идущим впереди унтер-офицером. Мы все еще охвачены страхом. Над нами шумят мины русских минометов. Они с грохотом попадают в стволы деревьев и осыпают нас осколками. Сейчас нам здорово пригодились бы каски, но мы побросали их, потому что они мешали нам бежать во время нашей гонки со смертью.
Выйдя из леса, мы оказываемся в заснеженной степи. Ледяной ветер бросает нам в лица пригоршни колючего снега и, натыкаясь на препятствия, наметает маленькие сугробы. Немного прихожу в себя. Пот на лице высыхает. После этого я начинаю замерзать. То же самое происходит и с другими в нашем отряде. Все поднимают воротники. А те, у кого сохранились пилотки или шапки, натягивают их ниже на уши.