Помнят польские паны. Прелюдия

Сколько было прочитано про эту лобовую атаку! Сколько слышано легенд о лётчиках, геройски поступавших в такой ситуации! Сколько нужно умения, воли, чтоб выйти из неё победителем! Я свято верил всем этим россказням и считал, что лобовая атака — самый сложный и опасный прием нападения, что в ней, как ни в чём другом, проявляется воля и профессиональная выучка лётчика-истребителя. Я был во власти этих представлений и старался не сплоховать.

Всё натянулось в струну, дыхание перехватило… Но вражеские самолёты выросли передо мной так стремительно, что единственное движение, которое я, оцепеневший в решимости, успел сделать, состояло в нажатии гашеток: я надавил на них инстинктивно, не глядя в прицел. Светлые кинжальные струи метнулись в глазах — и всё…

Ещё не веря, что страшная лобовая атака кончилась так просто, без всяких последствий и даже как-то непроизвольно, я некоторую долю времени летел в напряжённом ожидании столкновения: ведь ни я, ни противник — никто не отвернул. По крайней мере, так мне показалось. «А что же с остальными?», — опомнился я, круто разворачиваясь, чтобы немедля, уже с лучшего положения повторить нападение. Но своих возле меня не было. Я вздрогнул от такого открытия и отпрянул в сторону. Кругом творилось что-то невообразимое: воздух кишел самолётами и блестел огнем. Показалось, что само небо горит, что какой-то бешеный ветер раздувает это пламя, всё захлестывая, крутя, ничего не оставляя в покое.

Я растерялся и не знал, что делать. Никакого строя нет: где свои, где японцы, разобрать невозможно.

«Если оторвался в бою от строя, то сразу же пристраивайся к первому, кого увидишь из своих». Я вспомнил этот наказ бывалых летчиков и хотел сделать именно так, как они говорили. Но тут перед самым моим носом очутился японский истребитель, похожий на хищную птицу с большими крыльями и неподобранными лапами. Я бросился за ним, позабыв обо всём. И, возможно, настиг бы его, если бы не внезапная белая преграда, пересекшая мне путь. Свернуть я не успел, самолёт дернуло… Парашютист! Неужели свой? Прямо на меня валился горящий белый самолёт, только что оставленный парашютистом — враг!

Едва избегнув столкновения с тяжёлым факелом, я оказался рядом с японским истребителем, который шел со мною одним курсом. Некоторое время мы летели парой: ни он, ни я в течение этих секунд не пытались ни отстать, ни отвернуться — каждый искал наилучший способ обмануть «соседа», чтобы зайти к нему в хвост. Я хорошо мог разглядеть голову японского лётчика. На ней была сетка с вделанными наушниками — радио, важное преимущество, которым никто из наших лётчиков в наших первых боях не располагал. Буквально до позавчера, когда немолодой в моём представлении лейтенант-связист не установил и не настроил в наших самолётах эти приборы. Но мы всё равно ещё не привыкли ими пользоваться.

Пытаясь обмануть врага, я плавно начал сбавлять газ, чтобы отстать и оказаться позади, но японец разгадал это нехитрое намерение и спокойно повернул лицо в мою сторону. Наши взгляды встретились.

Вместо испуга, злобы или решительности, ожидаемых мною, на небольшом смуглом лице противника с усиками я увидел хладнокровную, снисходительную усмешку. Мне стало не по себе. «Рубану крылом по кабине!», — и, может быть, мы оба разлетелись бы от удара, если бы в тот же момент японец не был пронизан пулемётной очередью: его кабина мгновенно обволоклась огнем и дымом.

И-16, уничтоживший вражеский истребитель, проскочил над жертвой, помахивая мне крыльями и не замечая, что сзади у него сидит другой японец. Я поспешил ему на помощь. Враг оказался удачно посаженным на прицел в упор. Я нажал гашетки, и от вражеского истребителя полетела труха и пыль, точно это был какой-то старый мешок. Меня обдало ею, по крыльям и кабине застучали дробные удары мелких осколков. Я резко взял вверх, чтобы пристроиться к своему самолёту, уже мчавшемуся в атаку на звено противника.

— Спасибо, — хрипнул в наушниках голос спасённого.

Неизвестный товарищ стрелял мастерски. Короткая очередь — и ещё один японский истребитель пошел вниз, а другой сумел вывернуться… И вдруг этот напористый И-16, уничтоживший двух японцев, задымил… Лётчик, борясь, видимо, с огнем, швырнул свою машину в сторону. Огонь вырвался наружу. Лётчик выпрыгнул.

Вид яркого парашютного купола, выросшего над летчиком-героем, вызвал у меня приступ бурного восторга. Жив! Два японских истребителя сделали попытку расстрелять беззащитного. Наши бросились им наперерез, но в следующий момент произошло нечто ужасное: горящий И-16 падал прямо на парашютиста… Тут по моему самолету, словно плетью, хлестнула пулемётная очередь, в глазах что-то блеснуло. Помня, что от И-16 нельзя уходить разворотом, я без колебаний отдал ручку управления до отказа «от себя» и мгновенно провалился вниз.

Перевод машины в пикирование был так груб и резок, что меня наполовину вытащило из кабины из-за ослабленных перед вылетом привязных ремней, а управление вырвало из рук.