Помнят польские паны. Прелюдия

И для меня, и для директора строящегося завода по производству автожиров Николая Ильича Камова, тоже иркутянина, как и я, приказ по Наркомату авиастроения прекратить все конструкторские работы по новым типам автожиров был полной неожиданностью. Казалось бы, только-только принято решение о постройке данного завода, который будет производить недавно принятые на вооружение машины А-7, и вдруг такой оборот… На все наши вопросы, что вдруг произошло, в Наркомате хранили молчание. А сам Михаил Моисеевич Каганович, человек шумный и грубый, по телефону «отбрил» Николая Ильича:

— Когда нужно будет, вас проинформируют обо всём! А пока не лезьте ко мне: мне не до вас!

Наркома понять можно: у него в подчинении сотни заводов, производящих не только сами летающие машины, но и авиационные двигатели и всё, что устанавливается в самолёты. Вплоть до лесозаготовительных предприятий, работающие по всей территории страны, ведь в условиях жёсткой нехватки алюминия на различные детали истребителей приходится подбирать строго определённые сорта древесины. Это в наших перспективных автожирах, не имеющих полноценных крыльев, можно не очень забивать голову такой проблемой.

Для Страны Советов даже самолёты — пока ещё редкость, и в некоторых её районах летящий в небе самолёт видели далеко не все люди, а уж автожир — вообще что-то неизвестное, ассоциирующееся по звучанию с толстым автомобилем. На самом же деле, это такой тип летающей машины, которая держится в воздухе за счёт подъёмной силы, создаваемой не крылом, а вращающимся в горизонтальной плоскости большим пропеллером, автоматически раскручивающимся потоком набегающего воздуха. Отсюда и название, состоящее из двух частей: авто- автоматический, самостоятельный и жирос, круг, вращение.

Я «загорелся» идеей постройки такого вида летательных аппаратов ещё во время учёбы Донском политехническом институте в Новочеркасске, когда узнал о том, что ещё за десять лет до этого первый автожир сконструировал испанец Хуан де ла Сиерва, и начал изучать теорию его полёта. Оказалось, что при ЦАГИ существует отделение автожиров во главе с Камовым. И в ответ на моё письмо Николай Ильич пригласил меня в рамках летней практики поучаствовать в создании первого советского автожира КАСКР-1. Практика дала мне очень много в плане знаний, и по окончании института, заручившись рекомендацией, я сумел убедить комиссию, хотевшую распределить меня на Таганрогский авиазавод, в том, что принесу больше пользы государству, занимаясь автожирами в ЦАГИ.

Наш А-7 взлетел в сентябре 1934 и сразу же заинтересовал военных. Тем, что ему требовалась для взлёта и посадка площадка минимальных размеров: при раскрутке ротора специальным механизмом он, в принципе, мог бы и вообще взлететь без разбега, но при отключении механизма ротор очень быстро терял скорость вращения, а тяговый мотор не успевал придать автожиру горизонтальную скорость, достаточную для автовращения. Так что небольшой разбег всё равно требуется. Посадка? Садиться можно даже с неработающим двигателем, на авторотации, хотя посадка при этом получается довольно жёсткая, и использовать её следует лишь в исключительных, аварийных ситуациях.

Да, с 480-сильным двигателем М-22 машина развивает всего максимальные 218 километров в час, но именно в малой скорости полёта её главное преимущество: военные видят в А-7 не истребитель, а артиллерийский корректировщик и лёгкий бомбардировщик. По их заявкам мы предусмотрели подвеску четырёх стокилограммовых авиабомб (всего же автожир способен поднимать 800 килограммов полезной нагрузки). Это помимо пулемётного вооружения, в которое входит синхронный пулемёт ПВ-1 (авиационная модификация «Максима»), стреляющий сквозь вращающийся винт, и спаренный «Дегтярёв авиационный» на кольцевой турели для защиты задней полусферы.

Потребности в подобной машине составляют сотни экземпляров: не зря же правительство решила строить целый завод для их производства. И вдруг — такое неожиданное решение. Нужно сказать, очень тревожное, если учесть, сколько конструкторов, включая авиационных, подверглись репрессиям на протяжении нескольких последних лет.

Почему такое произошло, стало ясно в середине августа. После вызова нас с Николаем Ильичём на полигон. Бронетанковый. Что само по себе было удивительно: какое отношение имеет к бронетехнике, обычно испытываемой на Кубинском полигоне, наше направление работ?

Оказалось, что никакого. А вызвали нас туда исключительно для того, чтобы продемонстрировать нам, авиаконструкторам, машины, которые не хотели перегонять на Центральный аэродром Москвы из соображений секретности.