Со временем уровень познаний нашей батареи позволил в довольно короткий срок довести готовность солдат до совершенства, и на летний период – совершенно неожиданно – батарея была отправлена на охрану Магнитогорского комбината. Расположились мы на одной из точек недалеко от города. Подразделение несло постоянную боевую готовность. Жили мы в землянке. Условия жизни были тяжёлые, стояла сильная жара, ибо поверхностный слой земли имел всего лишь метровую толщину, а далее – сплошная руда. Местность вокруг – без зелёного покрова. Воду привозили в бочках на тележке, увлекаемой самими солдатами. Вода была драгоценным напитком, в котором мы постоянно нуждались. Земля, нагретая жгучими лучами солнца, отдавала тепло, от которого можно было укрыться только в землянке или под брезентом орудий и локатора. В один из таких дней было приказано упрятать локатор в укрытие. Вся батарея участвовала в раскопках. Верхний слой быстро убрали и дошли до руды. Молоток и зубило были нашим инструментом для заглубления. Глубина укрытия должна была быть три метра.
Тяжёлый, непосильный труд был ограничен нормой выработки, постоянным надсмотрщиком за которой был замполит. Он устанавливал нормы, и, если той или иной группой норма не выполнялась, наказывалась вся батарея. В лучшем случае наказанием была работа за счёт дневного отдыха, а бывало, что нас лишали воды. Целый месяц долбили мы руду молотком и зубилом, а однажды вечером собрались киевляне и решили единогласно: если ещё раз повторится какое-либо наказание за невыполнение плана, будем бастовать, отказавшись от пищи, то есть находимся под брезентовыми чехлами пушек и в казарму не идём. Требованием нашим был приезд высшего начальства для обжалования.
И это случилось на следующий день, когда замполит предупредил, что будем работать до вечера. Все тридцать три киевлянина поднялись с места по команде Ногина и ушли к орудиям. Приказы «страшного» лейтенанта, крики и угрозы были бесполезны. Изо рта его летела пена, он кипел от злости, но был бессилен. Срочно вызвали командира батареи. Этот решил взять хитростью: обещал исправить положение, но никто не шелохнулся. Мы требовали представителя из политотдела округа. Орловцы были удивлены происходящим, они ничего не знали о задуманном, и мы им не доверяли. Узнав о том, что происходит, они присоединились к нам. И так батарея прекратила нести боевую готовность. Командир был обязан доложить о чрезвычайном происшествии в высшую инстанцию. И это случилось через день.
Сигнал тревоги разбудил нас, каждый бежал к своему месту. На всех местах можно было слышать доклады командиров отделений и взводов о готовности. Около каждого из взводов стоял проверяющий с часами. Десять-пятнадцать минут молчания, затем команда «отбой». Мы стояли в растерянности и не знали, что делать. Быстро сложив оружие, мы вышли на построение. Перед строем стояли несколько офицеров. Один из них – полковник. От лица командования округом нам объявили благодарность. Ну а далее полковник сказал, что получена жалоба на незаконные действия командиров, мол, после команды «разойдись» можно подходить для бесед. Тяжело было начать, но это было необходимо. Мы окружили полковника, и я осмелился заговорить. Он записал мою фамилию. Начал я, но закончить мне не дали. Посыпались жалобы. Блокнот полковника стал пополняться фамилиями и жалобами. Мы все вынашивали душевный фурункул, все молча терпели, ибо нам постоянно вдалбливали в голову, что устав военного времени не отменён и за неповиновение могут наказать, вплоть до расстрела. Но прорвался фурункул, хлынула вся грязь наружу. Незадолго до этих событий в зале клуба при просмотре фильма один солдат из какого-то подразделения подошёл с поперечной пилой к командиру полка и положил инструмент ему на голову. Волнения были давно, но люди боялись и терпели, терпели и боялись. Бывшие фронтовики выплёскивали свою злобу на наш призыв, а за что, никто не знал.
Прошло всего несколько дней после проверки. Укрытие для локатора выкопали, сам локатор закатили, только, к великому сожалению, вместо того чтобы ловить цель, он поймал магнитную гору и – ни с места. Злости нашей не было предела. Локатор выкатили. Мы были готовы закопать в укрытие виновников наших бед. Но случилось так, что замполита вдруг отозвали, обратно он не вернулся. После этого комбат стал относиться к нам совершенно иначе. И только старшина Борблик продолжал искать, наказывать, заставлял терпеть. Меня за какой-то мелкий проступок он заставил поднять доски в уборной и почистить их с обратной стороны. Я, конечно, схитрил. Оторвал их, но почистил сверху и опять прибил. Доложил ему, что приказ выполнен.
Батарею сняли с точки и отправили в военный городок. 11 июля – день моего рождения, и мне хотелось его отметить. Приятель наш, Петушок, работал шофёром на «Студебекере» и занимался доставкой продуктов на склады полка. Его я и попросил привезти бутылку водки и закуску. Компания наша состояла из четырёх человек: я, Арон Бройде, Юра Фёдоров и Петя Петухов.