Самый известный пример постбиотика — медвежья желчь. Сегодня эта желчь искусственно синтезируется в лаборатории, и ее эффективность была доказана. Однако на данный момент она остается единственным постбиотиком, который мы реально используем для лечения.
В настоящее время над этой темой работают несколько лабораторий. Впрочем, в ближайшие годы результатов ждать не стоит: протоколы исследований требуют определенного времени на проверку препарата, прежде чем он будет допущен к продаже. Тем не менее перспективы поистине безграничны…
Среди прочего в ходе исследования на мышах, которое я описал в начале этой главы, наша группа в INSERM установила, что восприимчивость печени к алкоголю в той или иной мере зависит от состава бактерий в нашем кишечнике. К сожалению, мы пока не можем точно определить, какие именно бактерии задействованы в развитии этой восприимчивости и какие способны ее снизить.
Мы также знаем, что бактерии влияют на наше поведение: они могут заставить нас пить! Зависимость — это непреодолимое и повторяющееся стремление к потреблению чего-либо: алкоголя, табака, наркотиков или даже игр. Выход из любой зависимости сложен и часто обречен на неудачу. Отсутствие силы воли? Не только! Исследования недавно показали, что наши кишечные бактерии вовлечены в аддиктивное поведение. Некоторые из них могли бы помочь с выходом из зависимости, производя вещества, способные модифицировать цепи передачи нервного импульса, но мы пока не знаем, что это за бактерии. Однако, возможно, наступит день, когда для избавления от всех пагубных пристрастий будет достаточно обогащенного йогурта!
Заключение. Когда остается лишь верить в печень
В ходе своей практической деятельности некоторым врачам (и их пациентам) выпадает шанс столкнуться с «чудесами».
Мое «чудо» произошло в 1999 году, в начале моей работы руководителем клиники. В то время я был молодым врачом, и однажды ко мне поступил 70-летний пациент с желудочно-кишечным кровотечением: его рвало кровью. Причиной этого расстройства стали противовоспалительные препараты, которые вызвали язву желудка.
Я провел лечение, и на этом все могло закончиться. Но вышло иначе. Во время осмотра я пальпировал его печень: она была твердой. Анализы крови были не очень хорошими. Мы долго беседовали, между нами установились доверительные отношения, и тогда он рассказал, что уже довольно долгое время пьет по несколько бокалов спиртного в день. Как и большинство пациентов, он объяснил мне, что никогда не напивался допьяна и понятия не имел, что алкоголь может навредить его печени.
Первоначальное обследование выявило цирроз. А компьютерная томография показала громадный узел размером 7 сантиметров. Крупное новообразование напоминало теннисный мяч, лежащий глубоко в печени, который не давил на капсулу печени и, следовательно, не причинял боли. Взятая биопсия не оставила сомнений в диагнозе: объемная злокачественная опухоль, осложненная циррозом из-за злоупотребления алкоголем. Слишком большая и неудачно расположенная, чтобы ее можно было прооперировать, а химиотерапия не будет эффективна. Лечения не существовало.
Я вспомнил научные публикации, в которых высказывалось предположение, что для таких случаев может быть эффективной антигормональная терапия, подобная той, что применяется при раке молочной железы. Правда, дальнейшие исследования однозначно опровергли эту возможность, но нам с пациентом было уже нечего терять. Руководитель дал мне зеленый свет (кстати, любопытно, что в среде, которая считается мужской, моими двумя главными начальниками были женщины — профессор Бюффе и профессор Наво). Поскольку никакой надежды на излечение не было, я решил не делать ему регулярные УЗИ и МРТ, не видя смысла в постоянном наблюдении за неизбежным прогрессированием рака.
Однако каждый раз, когда этот пациент приходил ко мне на прием (2–3 раза в год), он выглядел все лучше и лучше. После трех лет наблюдения, не совсем понимая, что происходит, я попросил его сделать УЗИ. Сюрприз: опухоль уменьшилась до 5 сантиметров. Спустя еще два года он по-прежнему был в отличной форме, а опухоль уменьшилась уже до 2,7 сантиметра, став размером с мячик для пинг-понга.
Так что я продолжил это лечение, и пациент прожил еще около 10 лет. К концу жизни раковая опухоль в его печени стала почти невидимой… благодаря лечению, которое считалось неэффективным. Вам, наверное, интересно узнать всю историю до конца? Он умер от рака пищевода, также связанного с употреблением чрезмерного количества алкоголя.
Я никогда не узнаю, спасло ли пациента мое лечение или произошла спонтанная регрессия опухоли. Да и какая разница? Эта история наглядно показывает, что, когда речь заходит о печени, даже в самых тяжелых случаях есть надежда.