— Но, значит, спрашиваю: как так мертвым? А Басмач молчит и тянет меня за рукав. Ну, помчались мы с ним к краю полигона. Как лоси. На том краю уже давно не сваливают мусор. На том краю все ровное и пологое — почти без возвышенностей. Прибежали. Гляжу, Крохля и впрямь там лежит. Весь в крови. Изуродован мужик до жути. Я, конечно, поревела-поубивалась, и в поселок в магазин за водкой. Придут друзья Крохли. Захотят помянуть. Но чем? Нечем. Ведь о живых тоже надо помнить.
— А ты будешь куда-нибудь заявлять о его смерти?
— Куда?
— В ту же милицию.
— Зачем? — удивилась Кастра.
— Ну, чтобы провели расследование о причине гибели Крохли.
— Издеваешься, Вовка? Кому мы нужны?
Неизвестно откуда появилась Жулька. Побегала с прижатыми ушами по кругу, обнюхала дверь хибары. Затем подошла к трупу Крохли, завернутому в картонки, ткнулась в него носом и вильнула хвостом. С несчастным видом посмотрела сначала на Кастру, а потом — на меня, и жалобно заскулила.
— Надо же, все понимает, псина. Да, Жулька, такие дела. Нет больше твоего хозяина. Нет больше Крохли. На том свете, наверное, ему будет лучше, чем здесь, — надтреснутым голосом сообщила ей Кастра. В ответ собака повела мордой, снова вильнула хвостом и заскулила.
За спиной я услышал шаги, обернулся — и увидел, что к нам неторопливой, уставшей походкой приближается Басмач. Как и в нашу прошлую встречу, на нем был милицейский бушлат. К бушлату прибавилась меховая милицейская шапка, съехавшая на самый затылок. На плече он держал совковую лопату, перепачканную землей и глиной.
— Грунт тяжелый. Насквозь промерз. Ничто его не берет. Копал к чертям, копал — выбился из сил. Руки на ветру окоченели. Прямо отваливаются. Решил немного отдохнуть и погреться, — произнес он еще издали.
— Конечно, Басмач, отдохни. Ты ж не железный, — быстро проговорила Кастра, поднимаясь ему навстречу. — Выпьешь, чтоб согреться?
— Пропущу стаканчик, — кивнул бомж. — Вова? Ты, что ль? Сразу тебя и не признал. Богатым будешь. Ну, здорово!
— Привет, Басмач!
— Как поживаешь-то? — спросил он и мешковато опустился возле меня на ствол поваленной березы. Ствол, скрипнув, прогнулся и зашатался. И мне пришлось постараться, чтоб на нем усидеть и не свалиться вниз на землю.
— Жизнь моя протекает, в целом, благополучно, — ответил я, устраиваясь надежнее на стволе.
— Ну и отлично. А нам похвастаться нечем. Если только ментовской шапкой. Вот отрыл недавно в мусорном контейнере. В комплект к моему бушлату.
— Любая форма внушает уважение, — заметил я. — Хоть и старая.
— Верно. Но эту шапку у меня едва не отобрал Генка Кривонос. За долги. Я все ему должен. Но потом побрезговал. Сказал, что не любит чужих вшей. Ментовских — в особенности. А мне без разницы, чьи они. Свои или чужие, — усмехнулся Басмач, сжимая и разжимая непослушные красные пальцы.
Я промолчал. Чьи-то вши в данный момент меня нисколько не трогали.
— Но, Вова, что-то давно тебя не было видно. Крохля очень ждал, когда ты снова у нас появишься. Все уши нам про это прожужжал. Хорошо хоть, что сейчас пришел с ним проститься.
— Да? — удивился я. — Досадно. Как только я узнал о его смерти в магазине от продавщицы, то сразу поспешил к вам сюда.
Кастра откупорила бутылку водки, налила полный стакан и, просеменив к нам мелкими шажками, угловатым движением протянула его Басмачу. Тот, не раздумывая, тремя глотками осушил стакан, поморщился и промокнул тыльной стороной ладони губы.
— Тебе, Вовка, не предлагаю. Ты все равно откажешься, — взглянув на меня, сказала Кастра.
— Да, откажусь, — подтвердил я. — Мне эта водка не идет на пользу. Застревает в горле.
— Мы не настаиваем, — хмыкнула она.
— Спасибо, что не настаиваете. Басмач, почему погиб Крохля? Кто, по-твоему, его убил?
— Ну, ты как чистый маньяк, Вова. Опять лезешь к нам с дурацкими вопросами. Пойми, нам самим ничего толком не известно. Ничего! Вчера вечером мы все крепко перебрали, и он остался ночевать на свалке. У нас там есть свое пристанище — небольшая теплая конура. Она, кстати, рядом с тем местом, где мы встретились с тобой в первый раз.
— Эта конура нужна нам для дневного отдыха, — добавила Кастра.
— Вот именно! Когда притомишься днем! Но ночевать в ней нельзя! Сколько раз мы ему твердили, что оставаться ночью на полигоне опасно. Но он был редкий неслух.
— Прямо как осел, — согласилась с Басмачом Кастра.
— Чего теперь уж там, — буркнул тот.
— Ты считаешь, что в смерти Крохли виноват Помойник? — спросил я.
— Помойник не Помойник. Никто сейчас тебе точно не скажет, — ответил Басмач.
— Ой, бедный мой Крохля! Ненаглядный ты мой! За что ж тебя так изничтожили?! — с надрывом проголосила Кастра, обхватив голову руками.
— Да уж, постарался кто-то от души. Места живого на человеке не оставил, — кивнул Басмач, и поинтересовался: — Вова, ты пойдешь на поминки?
— На какие поминки?