Из яхт-клуба на Крестовском вышли рано утром. Когда шли по Неве, Бережная расположилась на корме и рассматривала проплывающие мимо набережные и дома. Дома на фоне бледного рассветного солнца казались разноцветными квадратиками, вырезанными из плотной бумаги и наклеенными как аппликации на чистый и нетронутый временем лист. Когда вышли в Ладогу, усилилась не только волна, но и ветер, который бил в борт и трепал распущенные волосы Веры. Стало немного промозгло, и она спустилась в каюту, где на койке лежал еще один сотрудник агентства «ВЕРА» по прозвищу Егорыч. Он был не стар – ему еще и сорока не исполнилось, а то и тридцати пяти. Фамилия у него была Окунев, звали Филлипом, но все именовали Егорычем, очевидно, за серьезные познания в компьютерном деле. О себе он рассказывал, что почти пять лет отработал в американской фирме «Интел» и даже добился значительного карьерного роста, но потом понял, что перерос эту фирму. Хотел устроиться в другую, тем более что его настойчиво звали в «Майкрософт». Он уже почти дал согласие, но потом понял, что ностальгия – болезнь серьезная. У него стало прихватывать сердце и подскакивать давление, тратить немаленькую зарплату на американских докторов, которые в ностальгиях ничего не понимают, ему не хотелось, и он решил отдохнуть на родине. Вернулся – и все болезни как рукой сняло. Хотел открыть собственную фирму, но его познакомили с Бережной, и он решил поработать с ней. Тем более что теперь он мог безнаказанно заниматься тем, за что во всем мире по головке не гладят, а даже наоборот.
Теперь он лежал на койке и размышлял.
– Ничего, что я так вот запросто в присутствии начальства ноги вытянул? – поинтересовался он.
– Егорыч, – ответила Вера, – делай, что считаешь нужным.
– Вот я и размышляю. В голову лезет одна штука. Дело в том, что и звук, и свет имеют колебательную природу и распространяются волнами. Наши зрачки дрожат, когда мы смотрим на свет, воспринимая эти колебания, наши веки тоже дрожат… Когда мы спим и видим сны, это подрагивание остается. То есть зрительные образы в сновидениях вызывают ту же реакцию зрачков, что создается созерцанием существующей перед глазами действительности. Однако в мозгу зрительные образы, рожденные сновидениями, проносятся быстрее, чем когда мы глядим на окружающую природу. Но если подключить датчики к нашим зрительным рецепторам, то можно вывести изображения того, что мы видим в жизни, на экран. Такие вещи уже реально существуют, и я принимал участие в их разработках. А теперь представьте, что я создаю декодер, который преобразует скорость колебания зрачков во время сна в привычную в диапазоне нашего обычного зрения! То есть мы спим как обычно, но, подключив мой декодер к датчикам, можно транслировать сны хоть на экран, хоть на диск, хоть на флешку! Утром ты просыпаешься… Я имею в виду не вас конкретно, Вера Николавна, а вообще человека. Так вот, этот вообще человек просыпается, протирает глаза, помнит, что видел какой-то замечательный сон… Видел-то он видел, только забыл, о чем этот сон. Но, нажав кнопку на пульте, включает телевизор и видит, как сам летит на землей, рядом птицы и облака, а под ним – огромное пространство земли, изогнутое дугой на горизонте… А ведь можно и запахи синтезировать, и ощущения… Как вам такая идея?
– Идея замечательная, – согласилась Бережная. – У некоторых бывают вещие сны. И в этом случае человек наперед будет знать, что с ним случится.
– Да-а!!! – закричал Егорыч и сбросил ноги с койки.
– Да-а! – повторил он, но уже тише. – Что же я раньше об этом не подумал? Я, когда впервые свою американскую жену увидел, сразу почувствовал: что-то тут не то! Пытался понять, словно забытый сон пытался вспомнить. Знать бы заранее, чем она заниматься будет!
– А чем она занималась? – крикнул из рубки Петр, сидящий за штурвалом.
– Политикой. Она была активисткой демократической партии, собирала добровольные взносы на выборную кампанию. Ходила по домам и организациям. Как потом выяснилось, таким, как она, демократы пообещали, что лучшие сборщики пожертвований получат должности послов в разных странах. Джессика мечтала стать послом в Париже или в Милане.
– Много собрала? – опять крикнул Петр.