Иногда обрыв отношений с отцом представляется ребенку единственным доступным способом преодоления страха. Развитие этого невротического симптома упрощенно можно обрисовать так: ребенок, конечно, любит своего отца, но он страшно зол на него за то, что тот его покинул. Если он встречается с ним время от времени, это частично смягчает ярость и он не хочет эти чудесные часы, проведенные с отцом, омрачать упреками: на время он забывает о своей обиде. Но в промежутках между встречами такое забвение становится все более невозможным — от отсутствующего отца ребенок не получает ничего, что могло бы смягчить его гнев и разочарование. Сюда добавляются проблемы с мамой: она так часто раздражена, а вдруг она тоже его покинет?! К тому же у нее никогда нет для него времени, она не воспринимает его всерьез и т. д. Но он бессилен что-либо изменить, и это вызывает гнев и по отношению к матери. От этого гнев на отца растет еще сильнее, ведь тот бросил его одного в такой трудной ситуации, он не хочет ему помочь, не хочет подсказать выход. Чем глубже ребенок погружается в «послеразводный кризис», тем более невнимательными, не любящими, непонимающими становятся в его глазах и мать, и отец. И тем труднее ему становится сохранять хорошее настроение, когда он видится с отцом. Но он все еще страшно боится потерять его навсегда, что заставляет его еще какое-то время приспосабливаться. Но зато ему все труднее владеть собой, когда он остается один с матерью. Итак, положение его становится все более невыносимым. Кажется, добрые родители потеряны навсегда, а это означает — навсегда остаться одному в мире, переполненном исключительно «злыми» существами.
Но кому из двоих предстоит оказаться «высоким избранником»? Конечно же это мать! Во-первых, потому что она — особенно в глазах маленького ребенка, — если и не желаннейший, то, безусловно, необходимейший человек в его жизни. И, во-вторых, это было бы просто страшно жить с тем, от кого ты отказался. Получается, что отец приносится в жертву обретению нового психического равновесия. Вероятность именно такого хода события тем больше, чем интенсивнее были отношения ребенка с матерью уже до развода, чем сильнее ребенок переживает развод, чем реже он встречается с отцом в это тяжелое время, чем больше разочарования оставляют эти встречи; и конечно же, чем активнее отрицают родители общую вину, взваливая ее друг на друга, и чем больше демонстрируют они свою ненависть.
Но если отец уже приобрел для ребенка повышенное психическое значение, тот не сможет так легко от него отказаться, а станет отчаянно бороться за сохранение с ним отношений. Точно так же, если послеразводные страхи не переходят определенных границ, то нет и необходимости в развитии этих мер защиты. Если ребенок часто видит отца и тот принимает активное участие в его жизни, то его гнев и разочарование значительно смягчаются и отец остается для него привлекательной персоной. А если это так, то и отношения с матерью в большой степени освобождаются от конфликтов. И, наконец, если родители вместе отвечают за причиненную ребенку боль, то у того отпадает необходимость для достижения хоть какого-то душевного равновесия искать «козла отпущения», вместо этого приходят прощение и новое доверие.