Помощник китайца. Я внук твой

Я отпустил бороду. У нас появились новые складни, иконки под стеклом в деревянных окладах. Производство расширялось. На Пасху, на Троицу были авралы. Только успевай товар подвозить. В комнатах и коридорах у церковных старост иногда рядами стояли мешки с мятой, ещё не разложенной в пачки мелочью. Столько денег я не видел никогда в жизни, причём поражали не суммы, а количество бумаги.

Нищие пихались друг с другом около ворот. По наличию нищих я научился определять, насколько богат храм. В этом деле всё зависит от места, на котором располагается церковь, — взять, например, Воробьёвы горы, там одна рядом со смотровой площадкой стоит. Блатное место. Свадьбы, похороны, иногда иномарок припаркуется — не пройти. С этой церкви стричь можно было бы сколько угодно, но к батюшке на козе не подъедешь.

А иногда попадёшь в церквушку — сидит за свечным ящиком человек. Спрашиваешь его, как, мол, настоятеля или старосту найти, — он отвечает — я и есть настоятель, а старосты у нас вообще нет, я сам дела веду. Прихожанка какая-нибудь помогает на общественных началах. В таких церквушках, правда, всегда уютнее как-то, душевнее и немного стыднее.

Я вообще-то каждый раз, когда заходил в храм, испытывал некоторое неудобство — все крестятся, а я нет. Подумают ещё, как некрещёный иконками торгует? Одна староста около «Новослободской» расплатилась за иконки, я ей спасибо говорю, а она поправляет:

— Не спасибо, а спаси Господи! нужно говорить. Ты не крещёный? Вот плохо это. Как же ты в такой артели работаешь, таким делом хорошим занимаешься, по храмам ходишь, а крещение не примешь?

— Да вы знаете, как-то не чувствую в себе готовности. Это, наверное, надо с верой делать, а я ещё не поверил полностью.

— А ты Господа попроси. Попроси, чтобы Он тебе помог. Приди домой, сядь потихонечку и скажи про себя: помоги мне, Господи.

Мы с ней одни в тёмном пространстве храма, она раскладывает по ящичкам восковые свечи и монотонно говорит почти себе под нос. От этого начинает приятно гудеть в затылке — такое же ощущение, как когда прабабка гадала на картах и беззвучно шевелила губами. В воздухе ставший уже привычным для меня запах лампадного масла и ладана. Запах моей новой работы. Свечи с мягким стуком ссыпаются в ящички, она поправляет их и почти шепчет.

— Приходи креститься к нам, если хочешь. У нас замечательный батюшка, вот сам увидишь. Ты же русский человек. Русский? Ну вот видишь. Хороший парень, сразу видно. Так что ты подумай. Подумай и к нам приходи.

От женитьбы мне не удалось откреститься, так хоть этого как-нибудь избежать бы. Крестили бы в детстве, был бы крещёным, а так не хочется. Да и свинством, по-моему, будет креститься, продавая иконки от имени инвалидов-афганцев. Меня и так уже часто спрашивать стали, что, мол, сам-то тоже инвалид? Нет, говорю, дядька инвалид, а я при нём, — помогаю.

Хотя в этой церкви брали регулярно и помногу, я перестал туда заезжать — то она, эта староста, уже с батюшкой поговорила, то уже день хороший выбрала. Пришлось так и сяк отговариваться, а потом надоело, просто перестал туда ездить. В других местах тоже берут.

Да, гораздо легче, когда не приплетают к деловым отношениям бога. Зашёл в один храм, он только восстанавливался ещё, но службы там уже проводились. Настоятель повёл меня в свою комнатушку наверх через отделённую занавесью часть помещения. Штабеля ковров каких-то, коробки с обувью.

— Давай так. Тебя как зовут? Ага, Сергей, давай так. Мы берём по пятьдесят икон всех видов и «Живый в помощи» три тысячи штук, но расплачиваемся не деньгами, а обувью. Отличные кожаные мокасины из Турции. Вот, пощупай.

Я ушёл от этого батюшки, пообещав передать его предложение Георгий Семёнычу, не продав ни одной иконы, но уносил с собой две пары приобретённых «по дешёвке» мокасин — одну для бабушки, а другую для мамы.

Иногда думаешь, а может, креститься всё-таки. Не думаешь даже, а мысль сама выскакивает откуда-то и тут же стыдливо прячется. Как будто не я думаю, а кто-то другой. Неважно, кто там думает, а случайных мыслей всегда навалом.

Креститься и, как многие уверяют, обрести от этого нравственную опору. На эту опору можно опереться, на то она и опора, опереться и передохнуть, если очень устал. Такой надёжный, железный стул, который всегда к твоим услугам — когда коленки ослабнут, то сядешь, переведёшь дух, и дальше можно жить. Стул, который привинчен намертво к полу для надёжности.

Я одного батюшку спрашивал, зачем нужно коллективно верить, если можно поодиночке. Он говорит, такие вопросы многие задают, потому что не понимают важность общей молитвы. Молитвы, которая идёт из многих сердец сразу, одновременно. Такая молитва и Ему слышнее, и людей сплачивает, поддерживает, укрепляет.

А Он всегда готов принять тебя, меня то есть, Он любит заблудших даже ещё больше, чем незаблудших. Я пытался это представить, и мне страшно сделалось. Кто-то могущественный любит тебя и готов даже простить все грехи. Любит за то, что создал тебя. Ещё одна мама, попросту говоря.