Помощник китайца. Я внук твой

Это сейчас я всё трындю-трындю, а раньше ведь ничего толком и сказать не получалось. Вот сейчас как я жалею, что не говорила ему, когда вот стояли вместе, ведь я тогда так радовалась… и когда с утюгами на фабрике, радовалась, и под берёзки тоже…

Ведь жизнь-то это моя была, и я весёлая была, пока он не ушёл. Да я и сейчас веселее вас, потому что вы какие-то, как эти…

Это был долгий путь — с двенадцати часов расчетного часа гостиницы до семнадцати часов окончания работы Бенуа, который обещался отвезти меня на виллу. Я сразу же зашёл в супермаркет у вокзала, закупился так, что в моём рюкзаке позвякивало, а потом начал потихоньку-потихоньку спускаться к Флажэ.

Я вспомнил замечательный пражский обычай Великого Слалома и повторил это на брюссельский лад. Это было то самое, что могло меня выручить сегодня — Великий Слалом, старинное славянское развлечение.

— Ан ферр дю ван руж, силь ву пле, — говорил я в каждом попадающемся заведении и испытывал радость, оттого, что говорю по-французски. После того, как я выпивал ан ферр, я иногда просил ещё анкор, а потом, оставив щедрые чаевые, уходил.

Потом я неожиданно накупил кучу сувениров в Москву и детских игрушек, шёл дальше с бумажными и целлофановыми пакетами в руках.

Потом я сдался и сидел на оградке газона около прудов, около конторы Бенуа. Он подкинул меня вчера в Брюссель, пусть он и увозит, тем более сам предлагал. Велик-то меня на вокзале не ждёт, а девять километров мне не пройти. Сил совсем нет.

В пять часов я вошёл в контору и поздоровался с каким-то усатым человеком.

— О-о, я чувствую сибирский запах, — закричал Бенуа из дальнего угла. — Смотри, это моё рабочее место. Иди сюда. Именно здесь я обрабатываю разное дерьмо для этой чудесной газеты. Как дела? Я сейчас уже собираюсь, а ты пока можешь занять вот это кресло. — Он сразу убежал куда-то, а вернувшись, разбудил меня: — Поехали.

Я собрал свои пакеты, и мы отъехали на его машине, но вскоре встали у кафе. Я опять почти заснул.

— Пойдём, это то, что нам нужно. Всё только брюссельское. Но. Знаешь, что я тебе скажу — алкоголь должен приносить радость, иначе он не нужен.

Я испугался, что это «Гринвич», но мы были у другого кафе. Нам быстро принесли по красному.

— Ты же за рулём?

— Я оставлю сегодня машину в городе.

— На электричке поедем домой?

— Посмотрим.

Бенуа кажется немного обеспокоенным, покручивает бокал в руке.

— Я хотел поговорить о серьёзных вещах.

— Каких вещах?

— Ладно, давай выпьем. За тебя и за твои успехи! Мне тут рассказывали о твоей встрече в Брюсселе с читателями. Что это была прекрасная встреча.

— Спасибо, я рад.

— Как дела вообще?

— Всё хорошо. Сын, правда, заболел. В детский сад пошёл.

— О-о, это теперь постоянно такая проблема будет. Как в детский сад начинают ходить, так болеют. Ты почему в таком плохом настроении и, наверное, немало выпил?

— Скучаю по семье.

— Ладно, пару дней уж потерпи. Скоро будешь в своей Москве. Слышал, этой ночью в Брюсселе четыре машины сожгли?

— Нет. А кто сжёг?

— Это, как в Париже. Не слышал что ли? Про беспорядки во Франции не слышал? Арабы и африканцы, молодёжь. Но только там в сто раз больше сожгли.

Меня вдруг прошибает испуг. Теперь и у них началось, Пит же предупреждал. Что же так быстро-то? Хоть бы ещё лет пять-десять продержались бы. А Муки почему ничего не сказала?

— Ты, наверное, живёшь на другой планете или, может быть, на Парнасе, где нет ни радио, ни Интернета. Во Франции третий день беспорядки, в пригородах крупных центров машины сжигают, магазины. Пятьсот или шестьсот автомобилей сожгли, с полицией стычки. А русскому писателю не до этого, он налаживает отношения с самим собой и со своим дедушкой.

Бенуа улыбается и качает головой. А у меня какая-то каша в голове.

— Бенуа, сожжение машин — это не так страшно, как сталинщина и ГУЛАГ. — Я чувствую, что несу какую-то околесицу.

— Это так. Но только проблема иммигрантов для Европы очень больная тема. Понимаешь, Россия далеко, а это всё рядом, у нас. — У Бенуа становится совсем уж отеческий взгляд. — Ты что, хочешь, чтобы твой дед волновал Европу больше, чем любые другие проблемы?

— Давай ещё по одной рюмке красного, а?