— Нет, — ответил Речан, разочарованный сам не зная почему, — ведь ты же знаешь, на люди я не хожу, где мне услышать-то. Да… как-то раз… — вдруг оживленно улыбнулся он своему воспоминанию, — дошел я до самой польской границы и у одного мужика в селе Лиеск купил коровенку мелкой польской породы. Возвращался с ней через горы и леса один… Да… по дороге уже было не пройти: дело-то было в начале сентября… да, теплынь, пыль столбом… С одной стороны дороги на другую не перейдешь, столько войска, лошадей штирской породы, пушек и бронетранспортеров двигалось к Сухой горе. Немцы на поляков шли. И сколько хороших машин! Кто знает, много ли из них немцы привезли домой? Лучше бы их людям раздали, правда? — улыбнулся он и отвернулся.
— Не худо бы, — почесал за ухом Волент, — ведь я что говорю, мештерко, поглядите вокруг, кое-кто уже обзавелся машиной… Знаю, о чем вы думаете. Я, мол, всегда про то, что у других есть, но я ведь говорю потому, нельзя нам забывать об этом, отставать нельзя. Понимаете? Я хочу сказать, что, геть, если у вас есть грузовик, вам никого не надо… кёнёрговать — то есть просить привезти. Ведь если просишь кого-то, то людям становятся известны ваши дела, а это, вы ж понимаете, ни к чему. Торговец платит налоги, а сам даже не знает, где ему остеречься, парни из ЭКУ[37]
во все суют нос. Мы-то с вами знаем, что никогда не будем, как разные прочие нынче, пихать в колбасу всякую дрянь, чтобы заработать, потому что мы, мештерко, гентеши — мясники, значит. Вы тоже так считаете, мы мараться не станем, даже если торговля у нас… того… пойдет худо. Правильно я говорю? Мы такого не допустим, нам бы, сами знаете, и покупатели такого не простили. А я всегда говорю, вы от меня уже слышали, наверное: пусть мужик будет какой хочешь дока, но в ремесле не халтурь, будь человеком, мештером, как мы говорим, иначе на том свете и сам боженька не простит. Для нас с вами, мештерко, один путь — доставать мяса больше всех, и точка!.. — Волент говорил, все больше воодушевляясь, словно его побуждал к этому звук его сильного голоса, который он сам любил слушать. — А на карточки, талоны, как говорится… не разживешься, мы с вами это знаем, с ними фокус-покус не устроишь, нечего и стараться. Нам мясо нужно. И я могу его доставать. Карта идет нам в руки. А может, должна идти еще лучше, потому что другим тоже фартит. Должна и нам, говорю, потому что многие-то начинали лучше, чем мы. Когда дела пойдут, как при первой республике, нам того и гляди будет крышка… — Волент поднял палец и значительно посмотрел на Речана. — Мештерко, люди уже говорят, что зря мы часы не переводили, раз-два — и все станет, как при Масарике-бачи. Геть, такие вот дела… и, если у нас нет машины, тогда как? Торговля вздорожает, каждый, если вы у него попросите, захочет на вас заработать. Нам до зарезу нужен хороший грузовик, нужен немедля, потому что вчера уже было поздно. Мы должны опередить всех гентешей в Паланке, всех обогнать, иначе они опередят нас. У многих на самом деле была фора, а теперь того и гляди начнется конкуренция. Надо думать о расширении торговли, а тут без машины, как без рук.Речан осторожно кивнул.
— Мештерко, вы знаете Фери Кэрэста? Нет? Пусть вы не знаете, я знаю. У него внизу, на Кладбищенской, свой гараж с мастерской.
— Я его не знаю, — завертел головой Речан и нетерпеливо затянулся, словно хотел спрятаться за облачко дыма.
— Не беда, говорю, зато я его знаю. Мы вместе учились. На перемене он всегда давал мне хлеба, если я был голодный. Вы же знаете, я рос сиротой и долго скитался из дома в дом, пока меня не взял к себе Кохари, а папаша у Фери был владельцем гаража. Старый его апука был таким механиком, какого днем с огнем не сыщешь, все так говорили: даже те, которые разбирались в моторах, ходили посмотреть, как он работает. Он просто родился для того, чтобы быть лучшим механиком в Паланке. Фери, его сын и мой кореш, тоже в этом был и есть мастак, он, мештер, еще мальчишкой соорудил себе такую тележку, прямо чудо… Впереди только одно колесо, двигатель от мотоцикла… На ней мы катались за бабами, с которыми можно погулять по кукурузному полю. — Он рассмеялся. — У него был маленький мотоцикл марки «Ява», кажется стоцилиндровый. Ну! Я на нем носился как черт, пока он однажды на лугу у меня не заглох… Так вот, сегодня мы с Фери разговорились. Вы только скажите, что хотите машину. Остальное — наша забота, Фери и моя, мы знаем, что надо делать. Идет?
Речан неуверенно моргнул и ничего не ответил.