Помощник

Но чем дальше, тем больше ему хотелось познакомиться с ней поближе — может быть, потому, думал он, что она никогда при нем не входила в лавку, разве что на секунду, перед тем, как он запирал на ночь. Не было никакой возможности остаться с ней с глазу на глаз, но это только разжигало его любопытство. Он чувствовал, что она очень одинока так же, как и он, однако старуха делала все возможное, чтобы держать их подальше друг от друга, словно он какой-то заразный. И, как это часто бывает, — запретный плод сладок, — он еще больше хотел узнать Элен покороче, понять ее, подружиться с ней, что бы там ни было. И потому, видя ее так редко, он выискивал малейшие следы ее присутствия. Заслышав, что Элен спускается по лестнице, он прилипал к окну и ждал, пока она выйдет из дому; он старался сделать вид, что просто так, от скуки в окно глазеет, а вовсе не следит за кем-нибудь или за чем-нибудь, на случай, если она обернется и его увидит; но она ни разу не обернулась, уходя, как будто ей до того не нравился собственный дом, что и глядеть-то на него лишний раз не хотелось. У нее было красивое лицо и хорошая фигура, маленькая, изящная грудь, которая так подходила к ее сложению, как будто девушка сама себе выбрала размер. Ему нравилось смотреть, как она легкой походкой идет по улице и сворачивает за угол. В ее походке было что-то чувственное, манящее; она покачивалась при ходьбе, и казалось, будто вместо того, чтобы идти вперед, она в любую минуту может скользнуть куда-то в сторону. Ноги у нее были слегка кривые, возможно, в этом и была их привлекательность. После того, как она уже исчезала за углом, Фрэнк все еще мысленно видел ее ноги, и маленькую грудь, и облегавший эту грудь розовый лифчик. Иной раз он что-нибудь читал или просто думал, лежа на кушетке, и вдруг она возникала перед ним: он снова видел, как она сворачивает за угол. Для того, чтобы ее представить, ему не нужно было даже закрывать глаза; мысленно он заклинал ее: «Обернись!» Но даже в его воображении она ни разу не обернулась.

Чтобы видеть, как она идет навстречу ему, он вечерами подолгу выстаивал у освещенного окна лавки, но часто прежде, чем он успевал ее увидеть, она уже взбегала вверх по лестнице и переодевалась у себя в комнате, так что на сегодня все его возможности увидеть ее были исчерпаны. Она приходила домой примерно без четверти шесть, иногда немного раньше; Фрэнк всегда старался в это время оказаться поближе к окну, что было не так-то просто, потому что именно в это время немногочисленные Моррисовы клиенты приходили купить что-нибудь к ужину. Поэтому Фрэнку редко удавалось увидеть, как Элен возвращалась домой с работы, хотя он всегда слышал стук ее каблучков, когда она взбегала по лестнице. Однажды в лавке было меньше покупателей, чем обычно, и уже в половине шестого Фрэнк остался один. «Ну, сегодня-то я ее увижу!» — подумал он. Он причесался — в уборной, чтобы Ида не видела, — надел чистый передник, закурил сигарету и уставился в окно; в свете витрины его было хорошо видно. Без двадцати шесть, как раз после того, как он чуть не выдворил какую-то покупательницу — женщину, которая сошла с трамвая неподалеку от лавки, — Фрэнк увидел, как из-за угла, где находилась кондитерская Сэма Перла, появилась Элен. Она была сегодня красивее, чем когда-либо на его памяти, и пока проходила мимо, в двух футах от него, у него даже дыхание перехватило. Он впился взглядом в ее голубые глаза, в длинные, до плеч, каштановые волосы, которые она машинальным движением откидывала набок. Казалось, Элен думает о чем-то, чего ей хочется, но так никогда и не удается заиметь. Фрэнк подумал: «А она не похожа на еврейку — и это к лучшему». Он был взволнован, и когда Элен подняла глаза, заметив, что на нее смотрят, у него на лице отразилось все, что он в этот момент чувствовал. Кажется, девушке это было неприятно, потому что она передернула плечами и, войдя в лавку, сразу, даже не посмотрев на Фрэнка, взбежала по лестнице и скрылась в комнатах.

На следующее утро Фрэнк ее не увидел — он даже не заметил, как она выскользнула из дому. А вечером, когда она возвращалась с работы, он как раз кого-то обслуживал, и лишь успел услышать, как наверху за ней захлопнулась дверь. У него стало тяжело на сердце; каждый взгляд, брошенный на кого-то другого, казался ему потерянным навсегда.