— Ну, так что мы будем делать? — спросил Моррис.
Никто не ответил.
Когда Ида и Элен остались одни, Ида сказала:
— Все было бы иначе, если бы ты вышла замуж.
— За кого, мама?
— За Луиса Карпа.
На следующий день Ида пошла к Карпу, когда тот был один в своей винной лавке, и рассказала ему о своих заботах. Виноторговец присвистнул сквозь зубы.
— Помните, — сказала Ида, — в ноябре прошлого года вы хотели послать к нам человека по имени Подольский, иммигранта, который хотел открыть бакалейную лавку?
— Да. Он сказал, что придет посмотреть лавку, но в тот самый день заболел гриппом.
— Ну, и купил он уже лавку?
— Кажется, нет, — осторожно сказал Карп.
— И он все еще хочет купить?
— Может быть. Но что я ему могу сказать про такую лавку, как ваша?
— Не надо ему ничего говорить про лавку, скажите ему про цену. Моррис сейчас в таком положении, что он продаст лавку тысячи за две. Если этот ваш Подольский захочет купать еще и дом, мы продадим недорого, и он получит свою выгоду. Этот иммигрант — молодой человек, у него есть силы; если он засучит рукава и хорошо возьмется за дело, то сможет потягаться с этими гоями.
— Пожалуй, я ему как-нибудь позвоню, — сказал Карп.
Потом он, как бы невзначай, спросил про Элен:
— Небось, она того гляди выйдет замуж?
Ида сразу поняла, что ветер дует туда, куда ей нужно.
— Скажите Луису, чтобы не был таким тихоней. Элен очень одинока, а ее никто даже никуда не пригласит.
Карп кашлянул в кулак.
— Я что-то уже несколько дней не видал вашего приказчика. В чем дело?
Он говорил небрежным тоном, но осторожно продвигался и глядел в оба.
— Фрэнк у нас больше не работает, — торжественно заявила Ида. — Моррис его рассчитал, и на прошлой неделе он съехал.
Карп приподнял свои мохнатые брови.
— Пожалуй, — сказал он медленно, — я позвоню Подольскому и скажу, чтобы он пришел завтра вечером. Он работает днем.
— Лучше бы он пришел утром. По утрам приходят некоторые Моррисовы постоянные покупатели.
— Я ему скажу, чтобы в среду он взял выходной, — сказал Карп.
Позднее он рассказал Луису, о чем они беседовали с Идой, но Луис, меланхолически подстригавший ногти, поднял голову и сказал, что Элен — не в его вкусе.
— Когда у тебя в карманах
— Только не Элен.
— Ладно, увидим.
На следующее утро Карп заявился к Моррису и таким тоном, будто они друзья — водой не разольешь, посоветовал:
— Пусть Подольский тут все осмотрит, но пусть не очень долго смотрит. И помалкивай насчет того, как идет торговля. Не пытайся ему чего-нибудь продать. Когда он кончит, он придет ко мне, и я ему объясню, что к чему.
Моррис, пытаясь скрыть свои чувства, молча кивнул. Ему хотелось поскорее отделаться и от лавки и от Карпа, пока он еще не протянул ноги. С неохотой согласился он послушать совета Карпа.
Подольский появился в среду рано утром. Это был тихий, застенчивый молодой человек в зеленом костюме из такой толстой шерсти, словно этот костюм сшили из попоны. На нем была маленькая шляпа, какие носят в Европе, и в руке он держал разболтанный зонтик. У него было простодушное лицо и добрые глаза.
Моррис, который собирался по совету Карпа пускать Подольскому пыль в глаза и потому чувствовал себя очень неловко, пригласил Подольского в заднюю комнату лавки, где уже нервно ожидала Ида. Но Подольский прикоснулся пальцем к шляпе и сказал, что лучше побудет в лавке. Он забился в угол около двери, и никакой силой нельзя было его оттуда выгнать. К счастью, как раз появилось несколько покупателей, и Подольский с интересом наблюдал, как Моррис умело их обслуживал.
Когда лавка опустела, бакалейщик, стоя за прилавком, пытался завести что-то вроде светской беседы, но Подольский упорно отмалчивался, лишь то и дело покашливая. Моррис почувствовал жалость к молодому иммигранту: небось, ему пришлось-таки хлебнуть лиха и как следует повкалывать, чтобы скопить какие-то жалкие гроши; и, не в силах пойти на сознательный обман, он взял Подольского за лацкан пиджака и честно рассказал ему, что торговля в лавке идет неважно, но энергичный юноша, у которого есть силы и здоровье, если он немного потратится и оснастит лавку на современный лад, сможет за недолгое время поправить дело и начать прилично зарабатывать.
Ида крикнула из кухни, чтобы Моррис помог ей чистить картошку, но Морриса занесло, и он продолжал рассказывать о том, как он выбивается из сил, плывя по морю печали. Потом Моррис вспомнил предостережение Карпа и, хотя он сейчас больше, чем когда-либо, презирал этого осла, он все же на середине оборвал рассказ о своих напастях. Однако, прежде чем отпустить Подольского, он заметил:
— Я мог бы продать за две тысячи, но если кто даст мне тысячу пятьсот, тысячу шестьсот наличными, чтоб деньги на бочку, так пусть берет лавку хоть сегодня. А о доме мы поговорим отдельно. Ну, разве это не хорошее предложение?
— Почему нет? — пробормотал Подольский и опять замолчал.