Помпеи

Аттилий взглянул в дверной проем. Зловещая тьма неуклонно надвигалась на залив, словно тень в солнечных часах. Он надеялся раньше, что тьма рассеется, но похоже было, что она лишь усиливается. Эта женщина была права. Чтобы хоть как-то бороться со столь могучим врагом, нужны большие корабли. Военные корабли. Матрона свернула письмо, капнула на свиток воском и запечатала его своим кольцом.

— У тебя есть лошадь?

— На свежей я доберусь быстрее.

— Значит, ты ее получишь. Она подозвала одного из рабов.

— Отведи Марка Аттилия в конюшню и оседлай для него самую быструю из наших лошадей.

Ректина вручила Аттилию письмо, а когда он взял его, ее сухие худые пальцы на миг сомкнулись на его запястье.

— Не подведи меня, акварий.

Аттилий высвободил руку и побежал следом за рабом.

Ноrа Nona [15.32]

Внезапное высвобождение большого количества магмы может изменить конфигурацию системы, дестабилизировать расположенный рядом с поверхностью резервуар и спровоцировать его обвал. Подобная ситуация зачастую усиливает интенсивность извержения, в том числе за счет взаимодействия жидкости с магмой и за счет взрывной декомпрессии гидротермальной системы, связанной с неглубоким резервуаром.

«Энциклопедия вулканов»

Аттилий добрался до Мизен только через два часа, хотя мчался во весь опор. Дорога вилась вдоль побережья; местами она шла прямо вдоль края воды, местами поднималась повыше, туда, где располагались огромные виллы римской знати. По пути Аттилию постоянно попадались небольшие группки зрителей; они собирались у края дороги и глазели на необыкновенное явление, разворачивающееся вдалеке. Акварий почти все время ехал спиной к горе, но когда он обогнул северную часть залива и начал спускаться к Неаполю, он снова увидел ее слева — и сейчас она являла собою зрелище небывалой красоты. Вокруг центральной колонны обвилась нежная белая дымка. Она уходила на много миль в высоту — безукоризненно правильный полупрозрачный цилиндр, — и растекалась в вышине по нижнему краю грибовидного облака, нависающего над заливом.

В Неаполе паники не чувствовалось. Неаполь всегда был сонным городом. Аттилий намного обогнал уставших, нагруженных скарбом беженцев, вырвавшихся из-под каменного града. До Неаполя известия о катастрофе, приключившейся с Помпеями, покамест просто не добрались. Храмы и театры, выстроенные в греческом стиле, безмятежно взирали на море, сверкающее под лучами послеполуденного солнца. В садах прогуливались отдыхающие. Аттилий заметил в холмах над городом красную кирпичную аркаду Аквы Августы; здесь она выбиралась на поверхность. Аттилию на миг захотелось знать, пошла ли вода, но он не осмелился останавливаться и выяснять это. Да, по правде сказать, не очень-то это его и заботило. То, что прежде было ему самым важным на свете делом, померкло перед лицом происходящего. Экзомний и Коракс ныне обратились в пыль. Нет, даже не в пыль. В тень. В воспоминание. Интересно, а что случилось с остальными? Но и это было неважно. Лишь один образ не шел у аквария из головы. Корелия. Он просто-таки видел, как она откидывает волосы с лица, как садится на лошадь, как ее силуэт исчезает вдали. Как она едет по дороге, на которую он ее направил. Навстречу участи, на которую ее обрек он, а вовсе не Судьба.

Аттилий проехал через Неаполь и снова выбрался на простор. Он миновал огромный туннель, прорубленный Агриппой под мысом Павзилипон — в нем, как заметил Сенека, факелы приставленных к туннелю рабов не столько рассеивают, сколько подчеркивают тьму, — проехал мимо огромной пристани в путеоланском порту (здесь разгружали зерно) — еще одно из творений Агриппы, — обогнул предместья Кум — как рассказывали, именно здесь тщетно желала смерти кумcкая сивилла, попросившая у Аполлона вечную жизнь, но забывшая попросить вечную молодость, — проехал мимо обширной устричной банки в озере Аверн, мимо выстроенных уступами купален в Байях, мимо пьянчужек, сидящих на берегу, мимо сувенирных лавочек с разноцветной стеклянной посудой, мимо детей, запускающих воздушных змеев, мимо рыбаков, сидящих на молу и чинящих сети, мимо мужчин, играющих в кости в тени олеандров, мимо центурии моряков, бегущих вниз, к морю, — мимо всей этой многоцветной и многолюдной обыденной жизни римской державы. А тем временем на другом берегу залива Везувий снова раскатисто загрохотал, и фонтан камней из серого сделался черным и поднялся еще выше.