Помутнение

До поезда двадцать восемь минут. Сколько времени переваривается еда? В поезде точно есть туалет. Но вдруг она успеет перевариться? Билет стоил семьсот рублей. Сейчас две тысячи одиннадцатый год. В поездах дальнего следования всегда есть туалет и вода, там меня вырвет, и можно будет умыться и почистить зубы. Надо только дождаться. С ним не успеет ничего случиться, он даже по вкусу будет такой же, как сейчас. Может, он покрасится в розовый цвет, оттого что я выпила какой-то красной газировки. Надо только запить, а то будет очень болеть горло.

На платформе к ней подходит женщина, одетая в грязное длинное пальто, на голове у нее шляпа с помятым цветком. Алёна решает, что женщина, наверное, бездомная. Бездомная подходит вплотную и начинает говорить, дыша Алёне в лицо. Изо рта у нее неприятно пахнет.

– Помоги мне как матери. Я как твоя мать. Я прожила длинную жизнь, и у меня был любовник, который работал киллером. Он приходил ко мне просто пить чай и рассказывал про свою работу. У меня было много поклонников. Ты понимаешь, женщина должна быть загадочной, красивой. Привлекать мужчин. Я тебя научу как, – нужно делать вид, что тебе немного как будто все равно, но вовремя изображать заинтересованность. И губы надо подкрасить. Ты пока совсем молодая, но помада должна быть у каждой женщины.

– У меня совсем нет денег, – говорит Алёна.

Женщина наклоняется еще ближе.

– Угости тогда меня пирожком, как мать свою.

Алёна быстро отдает женщине второй пирожок, пытается отстраниться, но только отводит голову в сторону и продолжает сидеть на месте. Женщина стоит рядом и держит пирожок, проходит всего несколько секунд, но они кажутся невыносимыми, и наконец слышен поезд, можно взять рюкзак, встать и пойти к краю платформы. Алёна забегает в поезд, находит свою полку и хочет сразу бежать в туалет, но он пока закрыт или занят, и на нижней полке рядом с ней какой-то очень дружелюбный и разговорчивый дед. Он здоровается – нужно тоже поздороваться, тоже улыбнуться, тоже посмотреть на него, раз он на нее смотрит. Дед рассказывает, что он едет к семье сына, очень давно их не видел, очень рад.

Пусть он прекратит, пожалуйста. Пусть это просто закончится. Мне просто нужно положить сумку и пойти в туалет. Мне тесно, мне больно, мне нужна пустота.

Алёна выходит из туалета. В голове никаких мыслей, тревога прошла. Она чувствует приятную пустоту и легкость. Ничего не думает. Возвращается к своей верхней полке в плацкарте, на которой уже успела развернуть матрас и расстелить простыню, пока разговаривала с дружелюбным дедом. Теперь он ее уже не раздражает, но он ничего уже и не говорит – лег на свою нижнюю полку, накрылся одеялом и спит. Алёна забирается наверх и накрывается пододеяльником. Она закрывает глаза. Ей хорошо. Но уже начинают появляться первые неприятные ростки мыслей о том, сколько она будет весить, когда приедет, когда можно будет встать на весы, – если мама будет дома, то не сразу. О том, что Антона пока нет в городе, – она уехала из лагеря на несколько дней раньше, а если бы продержалась, то он бы ее встречал, а не она его. О том, как они снимут квартиру и переедут, и тогда она будет пить кефир и покупать замороженные овощи в пакетах, ходить на пары, устроится на работу. А котлеты делать не будет. И еще не будет, как в прошлом году, возвращаясь с пар, всю поездку в метро собирать мелочь по карманам, заходить в ларек на выходе из метро и говорить: «Здравствуйте. Можно мне, пожалуйста, галет с сыром на восемь рублей».

Это почти сто граммов – три или четыре галеты. Первая галета такая безумно вкусная. Но мы же будем жить на другой станции метро, там не будет ларька с галетами. Так стыдно после этого. До этого была только клетчатка с кефиром, томатный сок и батончик «Милки Вей», в нем сто двадцать килокалорий. А в галетах пятьсот с чем-то, и на восемь или девять рублей это примерно сто граммов и есть.