Помутнение

– Я никогда нигде не был, – сказал Майк.– Только возил героин из Мексики в Ванкувер. Всегда одним и тем же путем. Жал на всю катушку, лишь бы поскорее покончить с делом. Здесь мне доверили машину. Если тебе станет невмоготу, я тебя покатаю. Покатаемся и поговорим. Я не против. Эдди и другие – их уже нет – делали это для меня. Я не против.

– Спасибо.

– А теперь нам обоим пора спать. Увидимся за завтраком. Сядешь ко мне за стол, и я познакомлю тебя с Лаурой.

– Когда вы женитесь?

– Через полтора месяца. Были бы тебе рады. Впрочем, бракосочетание, конечно, будет происходить здесь, так что придут все.

– Спасибо.

Девочка смотрела на него, широко раскрыв глаза.

– Тебя как зовут?

Он молчал.

– Я говорю, тебя как зовут?

Он осторожно дотронулся до отбивной на тарелке; она уже остыла. Но он знал, что рядом ребенок, и чувствовал тепло. Нежным мимолетным движением он коснулся волос девочки.

– Меня зовут Тельма. Ты забыл свое имя? – Она похлопала его по плечу.– Чтобы не забывать имя, напиши его на ладони. Показать как?

– А не смоется? – спросил он.

– Действительно...– согласилась девочка.– Что ж, можно написать на стене над головой, в комнате, где ты спишь. Только высоко, чтобы не смылось. А потом, когда захочешь вспомнить...

– Тельма,– пробормотал он.

– Нет, это мое имя. У тебя должно быть другое.

– Попробую,– задумчиво сказал он.

– Хочешь, я дам тебе имя? – предложила Тельма.

– Ты здесь живешь?

– Да, но моя мама собирается уехать. Она заберет нас – меня и брата – и уедет.

Он кивнул. Тепло стало рассасываться. Неожиданно, без всякой видимой причины, девочка убежала.

Я должен найти имя, подумал он, это мой долг. Он стал рассматривать свою ладонь и тут же удивился: зачем – там ничего нет. Брюс, вот мое имя. Но имена должны быть лучше...

Тепло исчезло. Он почувствовал себя одиноким и растерянным. И очень несчастным.

Майка Уэстуэя послали на грузовике за полусгнившими овощами, пожертвованными «Новому пути» местным магазином. Убедившись, что за ним не следят, он сделал звонок из автомата и в закусочной Макдональда встретился с Донной Хоторн. Они сели на улице, поставив на деревянный столик гамбургеры и кока-колу.

– Он не вызывает подозрений? – спросила Донна.

– Нет, – ответил Уэстуэй. Но подумал: парень слишком выгорел.Боюсь, что все это бессмысленно. Я сомневаюсь, что мы чего-нибудь достигнем. И все же иного пути не было.

– Вы убеждены, что препарат выращивают?

– Я – нет. Убеждены они.– Те, кто нам платит, подумал он.

– Что означает название?

– Mors ontologica? Смерть духа. Личности. Сути.

– Он сможет выполнить свою задачу?

Уэстуэй мрачно промолчал.

– Не знаете...

– Это никому не дано знать. Память. Несколько оживших клеток. Словно рефлекс. От него требуется не выполнять – реагировать. Мы можем лишь надеяться.

Уэстуэй смотрел на темноволосую девушку, сидящую напротив, и, кажется, понимал, почему Боб Арктор... Нет, я должен всегда думать о нем как о Брюсе...

– Он был отлично натренирован, – произнесла Донна сдавленным голосом. И вдруг на ее красивое лицо легло выражение скорби, выделяя и заостряя все черты.– Господи, какой ценой...пробормотала она и залпом выпила стакан кока-колы.

Но иного способа проникнуть нет, думал Майк. Я не смог, сколько ни пытался. Туда допускают только абсолютно выгоревших, безвредных, от которых осталась одна оболочка. Вроде Брюса. Он должен был стать таким... каким стал.

Иначе ничего бы не получилось.

– Правительство требует от нас невозможного, – сказала Донна.

– Этого требует от нас жизнь.

Ее глаза сузились и засверкали.

– В данном случае – федеральное правительство. Конкретно. От вас, от меня. От...– Она запнулась.– От того, кто был моим другом.

– Он до сих пор ваш друг.

– То, что от него осталось.

То, что от него осталось, думал Майк Уэстуэй, все еще ищет тебя. По-своему.

Им тоже овладела тоска. Но день по-прежнему был хорош, люди веселы, воздух свеж. И впереди возможность успеха – это больше всего придавало ему сил. Они многого достигли. Цель близка.

– Наверное, нет ничего ужаснее, чем жертвовать живым существом, которое даже не догадывается. Если бы оно понимало и добровольно вызвалось...– Донна взмахнула рукой.– Он не знает. И не знал. Он не вызывался...

– Вызывался. Это его работа.

– Он и понятия не имел. И не имеет, потому что сейчас у него нет вообще никаких понятий. Вы знаете не хуже меня. И не будет. Никогда-никогда, сколько бы он ни прожил. Это произошло не случайно, все было запланировано. Мы на это рассчитывали. На мне тяжелейшая вина. Я чувствую на плечах... труп – труп Боба Арктора. Хотя формально он жив.

Ее голос поднялся. Люди за соседними столиками отвлеклись от своих гамбургеров и с любопытством смотрели в их сторону. Майк Уэстуэй сделал знак, и Донна с видимым усилием взяла себя в руки.

– Существо, лишенное мозга, нельзя допросить и разоблачить.

– Мне пора возвращаться, – сказала Донна, взглянув на часы.– Я сообщу руководству, что, по вашему мнению, все в порядке.

– Надо дождаться зимы, – сказал Уэстуэй.

– Зимы?

– Не спрашивайте почему. Уж так есть: либо получится зимой, либо не получится вовсе.