Помутнение

– Подходящее время. Когда все мертво и занесено снегом.

Он рассмеялся.

– В Калифорнии-то?

– Зима духа. Mors ontologica. Когда дух мертв.

– Только спит.– Уэстуэй поднялся, положил руку ей на плечо. В голову почему-то пришла мысль, что этот кожаный пиджак, возможно, в былые счастливые дни подарил Арктор.

– Мы слишком долго над этим работали, – сказала Донна тихим ровным голосом.– Скорей бы все кончилось. Иногда по ночам, когда я не могу заснуть, мне кажется, что мы еще хуже, чем они. Чем враги.

– Я смотрю на вас и вижу самого теплого человека из всех, кого знаю.

– Я тепла снаружи: это то, что видят люди. Теплые глаза, теплое лицо, теплая фальшивая улыбка. Внутри я холодна и полна лжи. Я не такая, какой кажусь; я отвратительна.– Она говорила спокойно и все время улыбалась.– Я давно поняла, что другого выхода нет, и заставила себя стать такой. Это не так уж плохо – легче добиться своей цели. Все люди такие, в большей или меньшей степени. Что действительно кошмарно – это ложь. Я лгала своему другу, лгала Бобу Арктору постоянно. Однажды я сказала ему, чтобы он мне не верил, и, конечно, он решил, что я шучу. Но я его предупреждала. Он сам виноват.

Донна встала из-за стола и пропала в толпе. Уэстуэй мигнул. Должно быть, так чувствовал себя Боб Арктор. Только что она была тут. живая, осязаемая, и вдруг – ничего. Растворилась. Исчезнувшая девушка. Из тех, что приходят и уходят по своей воле. И ничто, никто не может остаться с ней рядом.

Арктор пытался удержать ветер. «Нарки», агенты по борьбе с наркоманией, неуловимы. Тени, исчезающие, когда того требует работа. Словно их и не было. Арктор любил призрак, голограмму, сквозь которую нормальный человек пройдет, не заметив. Им нужно поставить памятник. Всем тем, кто погиб. И тем, кто – еще хуже – не погиб. Остался жить после смерти. Как Боб Арктор.

Такие, как Донна, пропадают навсегда. Новые имена, новые адреса. Вы спрашиваете себя: где она теперь?

А ответ... Нигде. Потому что ее и не было. Вернуть Донну, найти, привязать к себе... Я повторяю ошибку Арктора. Любить атмосферное явление. Вот – трагедия. Ее имя не значится ни в одной книге, ни в одном списке; ни имя, ни место жительства. Такие девушки есть, и именно их мы любим больше всего – тех, кого любить безнадежно, потому что они ускользают в тот самый миг, когда кажутся совсем рядом.

Возможно, мы спасли его от худшей участи, подумал Уэстуэй. И при этом пустили то, что осталось, на благое дело.

Если повезет.

– Ты знаешь какие-нибудь сказки? – спросила Тельма.

– Я знаю историю про волка, – сказал Брюс.

– Про волка и бабушку?

– Нет. Про черно-белого волка, который жил на дереве и прыгал на фермерскую скотинку. Однажды фермер собрал всех своих сыновей и всех друзей своих сыновей, и они встали вокруг дерева и принялись ждать, когда волк спрыгнет.

Наконец волк спрыгнул на какую-то паршивую коричневую тварь, и тогда они все разом его пристрелили.

– Ну, – расстроилась Тельма, – это грустная история.

– Но шкуру сохранили, – продолжал Брюс.– Черно-белого волка освежевали и выставили его прекрасную шкуру на всеобщее обозрение, чтобы все могли подивиться, какой он был большой и сильный. И последующие поколения много говорили о нем, слагали легенды о его величии и отваге и оплакивали его кончину.

– Зачем же тогда было стрелять?

– У них не было другого выхода.

– Ты знаешь веселые истории?

– Нет, – ответил Брюс.– Это единственная история, которую я знаю.

Он замолчал, вспоминая, как волк радовался своим изящным прыжкам, какое удовольствие испытывал от своего мощного тела. И теперь этого тела нет, с ним покончили.

Ради каких-то жалких тварей, все равно предназначенных на съедение. Ради неизящных, которые никогда не прыгали, никогда не гордились своей статью. Но, с другой стороны, они остались жить, а черно-белый волк не жаловался. Он ничего не сказал, даже когда в него стреляли; его зубы были на горле у добычи. Он погиб впустую. Но иначе не мог. Это был его образ жизни. Единственный, который он знал. И его убили.

– Я – волк! – закричала Тельма, неуклюже подпрыгивая.– Уф! Уф!

Брюс с ужасом впервые заметил, что ребенок – калека.

– Ты не волк, – сказал он и ушел.

А Тельма продолжала играть, ковыляя и прихрамывая. Подпрыгнула, споткнулась и упала.

Он плелся по коридору и искал пылесос. Ему велели тщательно пропылесосить помещение для игр, где проводили время дети.

– По коридору направо.– сказал ему Эрл. Он подошел к закрытой двери и открыл ее. Посреди комнаты старая женщина пыталась жонглировать тремя резиновыми мячиками. Она встряхнула растрепанными серыми волосами и улыбнулась беззубым ртом. Он увидел запавшие глаза; запавшие глаза и разинутый пустой рот.

– Ты так можешь? – прошепелявила она и подбросила все три мячика. Они упали ей на голову, на плечи, запрыгали по полу. Старуха засмеялась, брызгая слюной.

В дверь вошел человек и остановился за спиной у Брюса.

– Давно она тренируется? – спросил Брюс.

– Порядком.– И к старухе: – Попробуй еще. У тебя уже лучше получается.