Понаехали!

Что-то мешало вцепиться в это вот предложение, которое тот, прошлый Дурбин, не упустил бы. Тот, прошлый, и мечтать не смел о звании царского целителя, о…

А нынешний вот что-то хмурится.

Чему-то не верит.

— И верно! — старый знакомец вовсе даже не обиделся. — Оно и правильно! Мой отец говорит, что только дурак соглашается, не глядя. А ты-то дураком никогда не был… слушай, а с Гурцеевой у тебя что?

— Ничего.

— Слышал, им развод дали… по стечению обстоятельств. Она и вправду Мишку в… бабу?

— Да.

— Вот ведь! Ведьма! Наши давно уже поговаривают, что нужно с этим что-то делать… Скоружского помнишь?

— Смутно, — вообще-то Дурбин вовсе не помнил, но не признаваться же в этаком своем незнании.

— Жена прокляла… загулял малость… с кем не бывает? Обычная баба бы что? Взяла бы и простила. А эта прокляла… и теперь он вовсе не может. Ведьма…

Никита покачал головой, сочувствуя, правда, почему-то больше получалось сочувствовать неведомой ведьме, чем Скоружскому. Но ведь можно не озвучивать, верно?

— И не он один. За последний год семь случаев! И хорошо, что некоторые проклятья отменить вышло. Наши петицию составляют, чтоб, стало быть, ограничивать силу ведьм. Особенно перед вступлением в брак.

— Может, — тихо произнес Никита. — Просто не брать их в жены?

— И ты туда же? Узнаю… есть и такие, не спорю, но… а дети как? Гадать, унаследует кто дар или нет? Или, как раньше, заводить по три-четыре жены? Тоже накладно, тут одна порой… но это все пустое, Никитка… Гурцеевы, верно, злы?

— Понятия не имею.

Разговор становился все более неприятен. И будь его воля, Никитка прервал бы, но… карета катила по улочке, а впереди маячила неясная перспектива новой работы, которая должны была бы вдохновить, но вместо вдохновения и предвкушения Дурбин испытывал одну лишь злость.

На себя в том числе.

Бесхребетный он.

— Ну да… где ты, а где Гурцеевы… с другой стороны ты всегда был пробивным малым, Никитка, но сейчас должен понимать, что эта птичка — не для тебя.

Руки сами собой в кулаки сжались, хотя насилие — это не для целителей, но если иногда, скажем так, в превентивных мерах.

— Ей нужен кто-то другой… понимающий, способный поддержать в сложной ситуации не только добрым словом. Вот, к примеру, взять тебя. Что ты ей можешь предложить? Не злись, Никитка, я ведь к тебе всегда хорошо относился. Как к другу.

Вряд ли.

Если подумать, то друзей у Дурбина никогда-то не было.

— И сейчас дурного не советую. Сам подумай. Эта женщина привыкла к иной жизни. Она не предназначена для хождения по рынку. Ей нужен дом. Свой дом. Ты можешь купить дом?

Никита покачал головой.

— Или взять её на содержание? Так, чтобы ей не пришлось отказываться от маленьких женских радостей вроде нового платья? Я не говорю уже о драгоценностях или иных мелочах…

Для Никиты драгоценности мелочами не были.

— И конечно, понимаю, что в прошлый раз я был несколько… невежлив.

— Был.

— Как и ты. Но я же не злюсь. Я же понимаю, сколь… непроста ситуация. Познакомь.

— Вы уже, кажется, знакомы, — не сдержался Никита, дав себе слово, что не примет это, весьма лестное, удивительное даже предложение. Не примет в жизни.

— Не так, — покачал головой Аверсин. — Та встреча была… неудачной. Нет, ты представь меня, как человека, с которым можно… иметь дело.

— Какое? — говорить, как ни странно, получалось, пусть желание вцепиться Аверсину в глотку никуда-то не исчезло.

— Общее…

— И все-таки…

— Вот умеешь ты, Дурбин… — Аверсин вздохнул тяжко. — На самом деле просто. Отец желает наследника. Мы с ним беседовали. Была мыслишка взять ведьму, но… во-первых, дорого, а во-вторых все эти… происшествия изрядно отбивают охоту. Тем паче, что есть иное предложение, но там, к сожалению, невеста без искры, хотя и с неплохим приданым… в общем, мне нужно, чтобы она родила мне наследника.

— Невеста?

— Гурцеева… понимаешь, если от моей… супруги будет одаренный, то и хорошо. Род мой богат, никто обиженным не останется. А если не выйдет, то…

Никита руки разжал. И ладонь поскреб, подумавши, что неужели он сам-то был таким вот… идиотом? И следовало помереть, лишиться силы, чтобы понять, что он был идиотом?

— От тебя требуется немного. Представь. И попроси выслушать. Ведьмы, они… — Аверсин щелкнул пальцами. — Переборчивые очень. Но я сумею договориться, вот увидишь.

Видеть Никита не желал. А потому ответил:

— Нет.

— Ну и дурак.

— Извини.

— Ничего… я как-нибудь сам. От работы, надеюсь, не откажешься?

— Я… не уверен…

— Зато я уверен, — Аверсин хлопнул Дурбина по спине. — Ты не думай… ведьма — это одно, а помощник мне в самом деле нужен. И наставник против не будет. Я уверен.

Наставник Аверсина, человек невысокий, нечеловеческой просто худобы, глядел на Дурбина поверх мутных стеклышек, которые держались в оправе едва ли не чудом.

— Чудесно, — проскрипел он, и от голос этого, свистящего, какого-то неправильного голоса, Дурбина передернуло. — Просто чудесно. Достойный… очень достойный молодой человек.

Тонкие губы растянулись в улыбке, но гляделось это на редкость странно, будто тот, кто улыбался, видел, как оно, со стороны, но сам не умел.