Понаехали!

Стася почти не удивилась, когда их привели к низенькому строению, больше похожему на сарай, чем на жилой дом. Поставленное на берегу во времена незапамятные, здание это успело в берег врасти. Темные камни, из которых были сложены стены, подернулись зеленью то ли мха, то ли водорослей. Крыша провисла, гниловатое крыльцо просело.

И дверь, запертая на массивный, новенький с виду, засов, тоже разбухла и потому, сколько ни дергал её лощеный тип, открываться не желала. Но потом все-таки открылась, изнутри же пахнуло гнилью, вонью, которая случается, если запереть в одном месте многих людей.

Входить внутрь категорически не хотелось.

Но кто Стасю спрашивал? Стоило ей замешкаться, как в спину ткнули и тычка этого хватило, чтобы она влетела в темноту, зацепившись о порог, и в этой темноте растянулась, упав на кого-то.

— Извините, — сказала Стася, пытаясь подняться.

Дверь же заперли, и вокруг вновь воцарилась темень. Правда, живая. Здесь определенно было людно. Кто-то поскуливал, кто-то плакал, кто-то, кажется, молился…

…наверное, она могла что-то сделать.

Как ведьма.

Только ведьмой Стася была… такой себе ведьмой. И ведь обещали ей прислать наставницу, но то ли забыли об обещании, то ли сделали вид, будто не было его, решивши, что нечего учить её, упрямую. В общем, пока от своего ведьмовства Стася никакой особой пользы не ощущала.

Она попыталась оглядеться.

Бесполезно.

Ни свечи, ни даже лучины.

— Матушка-ведьма… — раздалось сзади тревожное. — Матушка-ведьма…

— Тут я, — сказала Стася, надеясь, что голос её звучит в достаточной мере строго. — А вы…

— Туточки… голова болит, — пожаловалась Баська. — А что…

— Мы где? — Маланькин голос едва слышно дрогнул.

— Понятия не имею, — честно ответила Стася. — Где-то на берегу.

— Стало быть, на торг повезут…

Тьма отозвалась многими голосами, взвыла, заскулила, заплакала.

— А ну цыц! — рявкнула Баська громко. — Ишь…

И нашла-таки Стасю, пробралась сквозь темноту, нащупала руку и сдавила тихонько.

— Небось, ваш ведьмак вас не бросит…

Может, оно и так.

То есть, конечно, Стася очень надеялась, что её не бросят. Бес ведь ушел. А кошки в этом мире, как она уже имела возможность убедиться, были не просто кошками. В общем, что-то подсказывало, что её всенепременно спасут.

Главное, чтоб в процессе не спалили вместе с этой халупой.

— …и князь опять же, — Баська теперь была рядом.

И Маланька с нею. Её дыхание Стася слышала в темноте.

— Батюшка тоже осерчает, — это она произнесла с той обреченностью, что была хорошо знакома Стасе. — Заругается потом…

— Потом, — решила Стася, — пускай ругаются.

Она все еще пялилась в темноту, и диво, та стала будто бы прозрачнее. Нет, не исчезла вовсе, но теперь это была не непроглядная тяжелая темень, но будто дым, сквозь который Стася могла видеть.

И видела.

Девушек.

Много девушек, которые сидели вдоль стены. Некоторые единственную лавку заняли, другие подле лавки устроились, кто на тряпье, кто на полу. Девушки жались друг к другу, тряслись и… и возле самой двери, на коленях у смутно знакомой девицы, устроилась Лилечка. Стася даже решила, что ошибается, но на плечо Лилечки взобралась Фиалка и издала пронзительный писк, словно желая привлечь внимание.

Вот ведь…

Точно спасать станут. И что-то подсказывало, что хорошо бы успеть до этого самого спасения, пока окрестности города не претерпели серьезного ущербу. А то ведь потом скажут, что снова ведьмы виноваты.

Стася подошла к Лилечке, и та протянула руку. Рука была теплой и хрупкой. А вот девица, на коленях которой Лилечка сидела, закрутила головой, пытаясь разглядеть хоть что-то.

— Это Стася, — сказала Лилечка, поерзав. — А это Лика. Она моя тетя… садись.

Стася подумала и решила, что предложение стоит принять. Все равно идей, как бы спастись, пока не было. Нет, наверное, будь она настоящей ведьмой, она бы сумела взмахом руки отворить дверь, а вторым — успокоить тех, кто эту дверь сторожил.

Превратила бы их в жаб там или еще в кого, или просто усыпила бы.

Но рука не чесалась, сила спала, а гениальные идеи и хитроумные планы не спешили самозарождаться. Поэтому Стася присела и подвинулась, чтобы места хватило всем.

— Это вообще кто? — спросила она, здраво рассудив, что лишнею информация не будет.

— Людоловы, — вздохнула на ухо Баська. — Мне батюшка сказывал.

— И мне.

— А мне никто не сказывал, — пожаловалась Лика. — И маменька заругается…

Она всхлипнула, но как-то так, без души, явно больше для порядку и чтобы от страдающей общественности не отделяться.

— А людоловы…

— Они людей ловят, — от Баськи пахло пирогами и еще почему-то черемухой. — Батюшка сказывал, что некогда их много было, а после всех перевешали.

Это, конечно, может, и далеко от концепции гуманности, но сейчас Стася если о чем и сожалела, так это о том, что перевешали далеко не всех.

— А если с начала?

— Ну… из Беловодья людей вывозить неможно, — Баська поскребла шею и дернулась. — Блох точно нахватаемся…

Вот зря это она сказала! Если людоловов Стася пока опасалась, но не сказать, чтобы боялась — все-таки им товар нужен был в товарном виде — то блохи — дело иное. Сразу зачесалась шея.

И голова.

И…