Глава 16
Где девичье любопытство имеет свои последствия
…если женщине что-то показалось, прощай логика, интуиция и здравый смысл.
Светлолика вовсе не собиралась сбегать из дому, во всяком случае, надолго. Она ведь не дура, просто сложилось все так, одно к одному. Сперва сестрица старшая, которая на Светлолику глядела пренастороженно, будто подозревая в чем, после еще маменька со своими наставлениями.
С причитаниями, что Светлолика её позорит.
…жениха ей искать надобно.
Надобно.
Светлолика же ж не против. В принципе. Но не прямо сейчас, когда у ней пятки грязные, а в носу сопли. А она ж не виновата, что эти сопли завелись.
На корабле продуло.
Ну да, не сиделось ей с маменькою, больно любопытно было, ведь сама-то Светлолика никогда-то прежде на кораблях не плавала. Вот и лазила, где можно.
И промокла.
А там ветерок. С ветерка того и сопли приключились. Да такие, что прямо спасу нет. Маменька уж и яйцо вареное к носу прикладовала, и над пареной репой заставляла дышать, и чеснок давленный капала, отчего нос вовсе раздулся и болел целую ночь.
Целитель же давешний, Светлолику глянув, нахмурился да сказал:
— Оставьте девочку в покое. Организм молодой, сильный, сам справится.
За это Светлолика была целителю даже благодарная. И сам он был хорош, такой мрачный, прям как в том романе, который она как-то прочесть удосужилась. Небось, если б не сопли, Светлолика бы сумела обустроить, чтоб как в романе.
Загадочно.
И со страстью. Само собой, страсть бы только после законного брака приключилась, но, чай, маменька не стала бы возражать. Целитель — это даже очень неплохо. Но вот сопли… как прикажешь строить мужчине глазки, когда нос распухший и из него льется?
Тут никакое очарование не поможет.
Так что…
Честно говоря, Светлолика и сама не поняла, как оказалась по ту сторону ограды. Сперва-то она дом осмотрела, даром, что сестрица родная этому любопытству не радая была, только шипела, что Лика вовсе невоспитанная. А барон лишь посмеивался.
Маменька вздыхала.
Теперь-то её больше ведьма беспокоила, которая родиться должна была. И с того к маменьке в гости иные ведьмы зачастили, все садились, разговоры разговаривали. Лика пыталась подслушать, исключительно из любопытства, а не вышло.
В общем, за домом она осмотрела сад, который был красивым, но до тоски правильным. Ну а там…
…за оградою было интересно.
Лика скоренько сообразила, как выходить тихо, мамку не тревожа. Небось, пока сопли, та про Лику и женихов не вспомнит. А сестрица сама занята, хотя и не понять, чем.
Вот и…
…в тот раз она тоже собралась. Платье свое взяла, из старых, рассудивши, что если и попортится, то не так жалко, как те, которые от сестрицы достались.
Волосы заплела, лентою перевязала.
Поршни напялила старые, растоптанные.
Только и оставалось, что из дому тишком выскользнуть. Да там-то, во дворе, и все не так пошло.
— Я с тобой, — сказала Лилечка, которая сидела под старым кустом, тем, что аккурат при калиточке и поднялся, эту калиточку малую от глаз любопытных укрывая.
— Нет.
Лика-то, может, не ученая, кроме как грамоте, но и не дурная вовсе.
— Да, — Лилечка губу выпятила и глазами захлопала, готовая разрыдаться. Правда, Лика ей не поверила, потому как сама так умела.
— Тебе нельзя, — сказала она, под куст забираясь. И в нем, разлапистом, огромном, обнаружилось тихое местечко, куда и старое покрывало принесли, и корзинку. В корзинке сидела Фиалка, которая встретила Лику тихим мявом.
— А тебе можно?
— Мне тоже нельзя. Маменька, если узнает, выдерет…
— Меня не выдерет.
— Меня за двоих тогда.
Лилечка вздохнула и призналась:
— Скучно.
А Лика с нею согласилась. Не того она от столицы ждала, чтоб её в какой-то светелке посадили да сунули в руки пяльцы злосчастные с шитьем. Шить она с малых лет не любила. А тут…
— Маменька решила прием устроить, раз мы вернулись…
Лика кивнула.
Что-то она этакое слышала.
— А папеньку к государю-батюшке призвали, когда возвернется, так и не ясно…
Второй вздох был тяжелее первого.
— Маменька решила, что мне надобно на балу быть, чтоб представить и все такое… платьев шьет. На кой мне столько?
Она погладила Фиалку и, уставившись на Лику прозрачными глазами, попросила:
— Возьми меня с собой! Пригожусь.
Вот если бы требовать стала, грозится выдать или еще чего, Лика в жизни не уступила бы. А тут… тут она только кивнула и сказала:
— Недалеко пойдем. До ярмароки и назад.
Лилечка поспешно закивала.
— И ты держишься за меня. Чтоб не отставала и… а свеи твои где?
— Так… с папенькой пошли.
— Все?
— Ну… — Лилечка взгляд отвела, но призналась. — Один остался. С Любомиркой он крутится. У них любовь.
Ага.
Главное, чтоб после от этой самой любови ничего не приключилось. Но тут уж не Ликино дело.
Калиточка, смазанная — а что она скрипела на всю-то улицу — отворилась беззвучно. И если главные ворота усадьбы выходили на Белую слободу, то эта вот калиточка выводила на улочку, пусть и не людную, то всяко более живую.