Понаехали!

- То-то и оно… Димитриев гостей, докладывали, принимать изволил. Все больше купеческого толку, но и бояре иные были, которые тоже согласные, что с ахейцами дружить надобно. Все им чужие богатства покою не дают. Не понимают, что этих богатств там уж не осталась, пыль одна. Но поют ахейцы красиво. Да и… жена Димитриева и вправду не из простых, вовсе не ему в жены сватали, да потом… вышло нехорошо. С нашими-то боярынями у ней особой дружбы не сложилось, и никто-то сказать не способный, чего она умеет, чему обучена, и чему дочь научила. Так что… гляди хорошо, Мишанька. Авось, и не зря все…

- Так… - Мишанька голову склонил, признавая батюшкину правоту. – А невеста-то…

- Елисею решать. Оно бы проще было бы, когда б по материному слову, но тут уж как вышло, так вышло…

- Ага…

К себе в покои Мишанька возвращался задуменным.

Вот оно как… сложно все.

Нет уж. Ежели получится у Мишаньки собою оборотиться, он в жизни больше не женится. Ну его. Холостым оно как-то безопаснее.

Глава 38 Где царевич старательно блюдет честь родовую и с невестами знакомится

Глава 38 Где царевич старательно блюдет честь родовую и с невестами знакомится

 

…легче всего девичью стать сохранить в памяти.

 

Из высказывания боярыни Семухиной, матери семнадцати детей.

 

Старший царевич, прячась в тени галереи с мрачным видом разглядывал девиц, которые старательно водили хоровод. Второй уж час водили, оглашенные. И еще столько же водить будут. Елисею, говоря по правде, становилось слегка не по себе от этакой девичьей целеустремленности. И вот не отпускало чувство, что нынешние смотрины – это совсем не для Елисея. Точнее смотреть будет не он.

- Боишься? – младший братец по-родственному ткнул кулаком в бок.

- Разумно опасаюсь.

Девицы затянули песню. Новую. Печальную. И не устали же…

- И правильно. Маменька сказывала давече, что Медведевы ей шубой одарились из черного соболя.

- А такой бывает?

- Выходит, что бывает.

- Надо же… и чего хотят?

- Что по-матерински посоветовала обратить внимание на Медведеву… а от Соболевых посуда парпоровая прибыла, целый ящик.

- Тоже за совет?

- А то…

- Стало быть, будет советовать, - Елисей потер зудящую щеку. Матушка всегда-то серьезно относилась к невысказанным своим обещаниям.

- Держись, - Святогор хлопнул по плечу со всей дури, и Елисей согнулся, ибо силы у младшенького было немеряно.

- Не дури, - буркнул цесаревич, плечо потирая.

- Не дурю… а хочешь, сблизу поглядим?

- Хоровод? – ныне аккурат вела Медведева, которая была всем хороша, куда как лучше, чем парсуна, с неё малеванная.

Отливали золотом волосы.

Сверкали камни драгоценные на убранстве, летело тончайшее полотно девичьего платка… и чудесна была картина. Слишком уж. И верно, оттого эта чудесность заставляла Елисея чувствовать себя… неуверенно.

Именно.

И это чувство, которого он и в прошлым годе не испытывал, когда ходил к Перевалу да воевал диких турок, раздражало несказанно.

- Я тайный ход знаю в сад маменькин.

- Кто его не знает.

- Так… идем!

- На кой? Они все тут…

- Дурак ты, - радостно сказал Святогор, и хотел было затрещину по прежней своей привычке отвесить, да Елисей увернулся. – Тут одни боярские дочки, да еще Сварожина, которую приняли, потому как со Сварожиным никому-то ссориться неохота. Но и идет вона, последнею, сразу за гречанкой… а прочие где?

- Где? – послушно повторил вопрос Елисей. И себя же по лбу хлопнул. Конечно. Небось, иным-то в малый двор ходу нет, как заперли на женской половине, так и сидеть они там будут, лишь изредка на людях появляясь.

- Вот! - Свят поднял палец. – А там самое интересное!

- Думаешь?

- Знаю. Ну сам посуди. Ты что, боярских дочек не видел? Да их при каждом вечере полно, а вот те, что попроще…

Свят зажмурился счастливо.

- Надеюсь, ты ничего такого…

- Чего? – братец уставился тем самым невинным взглядом, которому матушка по сей день верила, наивно полагая, что уж её-то любимец ничего дурного сотворить не может.

- Ничего, - отрезал Елисей, взгляду не поддавшись. В отличие от матушки, он братца знал с иной стороны, которая внушала некоторые опасения. – Их богиня благословила, дурень ты этакий.

- И что?

- И ничего. Понесет какая… а с благословением божьим ни одно мажеское заклятье не сравнится, так вот, если понесет, матушка жениться заставит. И не мне тебе рассказывать, сколь она этой женитьбой довольна будет.

Святогор вздохнул.

И задумался.

Крепко так задумался. Елисей даже понадеялся, что выводы братец сделает верные. Он и сделал. Вздохнул этак, с притворною печалью, и промолвил:

- Но поглядеть-то можно?

- Поглядеть… поглядеть, думаю, можно.

Особенно под отводом глаз.

Правда, заветная калиточка, которую жаловали не только цесаревичи, но и все-то дворовые боярыни, оказалась заперта. И другая, про которую знало куда как меньшее количество народу, тоже.

- Ну, маменька, - Елисей не сомневался, кто запоры поставил. Да и силу на печати, которой запоры скрепили, сложно было не узнать. – И что теперь?