Понаехали!

- Поговорить… перемолвиться словечком-другим, а оно лучше не тут… ярмарка, людно станет. Да и жара ныне. Вона, на небе ни облачка, дышать приличным людям нечем. Слушай… а хочешь поглядеть, как я устроился? Да не хмурься… у меня к тебе дело имеется. Ты ведь, как я слышал, ныне без силы? Без силы тяжко, да…

Карета, запряженная четвериком, нашлась на соседней улочке.

- Садись. По службе дали, а то ведь дворец огромный, люду много, наставник мой не справляется… хотя чего уж тут. Он только родовитых пользует, а мне прочие остаются… умаялся я, Никитка.

Ему отворили дверь.

И настойчиво в спину подпихнули. И… стоило отказаться, сослаться на важное дело, но правда была в том, что все важные дела остались в прошлом, теперь же у Никитки появилась бездна времени.

- …иной день встаю и думаю, не отказаться ли. Честно! А потом понимаю, что батюшка живьем шкуру спустит. Сколько ему пришлось постараться, чтоб меня да в придворные целители… и теперь… а мне маятно. Вот не мое это! Особенно ковыряние всякое. Травки там раскладывать, растирать… прежде троих держали для этих вот целей… трогай, Митько!

Свистнул хлыст.

Заржали лошади. И появилось нехорошее такое предчувствие, что Никитка ввязался в дело, от которого следовало бы держаться подальше. Но старый знакомец не замолкал.

- …куда подевались, не знаю, но я тебя увидел и понял! Тебе все одно службы нет пока, так? Сила не вернулась? – и в полутьме экипажа нехорошо блеснули глаза.

- Пока нет, - осторожно ответил Дурбин.

- И ладно… может, еще вернется, - правда прозвучало так, что Дурбин явственно осознал: в этакое чудо Аверсин не верит. – Ты сейчас при Козелковском, так? У него дочка… ха, смех… больная и в невесты.

- Дитя выздоровело.

- Но болело же ж! Ладно, я не о том… сколько он тебя еще держать станет, особенно тут, когда нормальных целителей хватает? И я подумал, что вот оно! Ты мне поможешь!

- В чем?

- Во всем! – решительно заявил Аверсин. – Травы разбирать. Составлять заказы. Варить зелья.0 Обыкновенные которые. От соплей. От колик кишечных и прочей ерунды.

- Кишечные колики – это не ерунда.

Аверсин только отмахнулся:

- Ты меня понял… платят не скажу, чтоб отменно, но сотню золотых в месяц положу… опять же, одежу выправят за счет казны, но тоже особо не рассчитывай. Эконом у нас прижимистый. Будешь приходить в лабораторию. Убираться. Заказы делать. Зелья готовить. Следить, чтоб травы все были, по уложению… ну и так, по мелочи.

Сердце екнуло.

И оборвалось.

Предложение хорошее. Отличное даже. Сотня в месяц… ни в какой провинции Никита не заработает столько. Сотня… и на полном содержании казны. Он об том слышал. Пусть бы даже кафтан не бархатный поставят, помощнику целителя такой не положен, но Никита нынче не гордый, от суконного не откажется.

- А там, глядишь, если сила вернется, то и повыше можно… наставник один и вправду урабатывается. Из меня же целитель… сам знаешь, - Аверсин поморщился. – Ну как? Согласный?

- Я… посмотреть хочу.

Что-то мешало вцепиться в это вот предложение, которое тот, прошлый Дурбин, не упустил бы. Тот, прошлый, и мечтать не смел о звании царского целителя, о…

А нынешний вот что-то хмурится.

Чему-то не верит.

- И верно! – старый знакомец вовсе даже не обиделся. – Оно и правильно! Мой отец говорит, что только дурак соглашается, не глядя. А ты-то дураком никогда не был… слушай, а с Гурцеевой у тебя что?

- Ничего.

- Слышал, им развод дали… по стечению обстоятельств. Она и вправду Мишку в… бабу?

- Да.

- Вот ведь! Ведьма! Наши давно уже поговаривают, что нужно с этим что-то делать… Скоружского помнишь?

- Смутно, - вообще-то Дурбин вовсе не помнил, но не признаваться же в этаком своем незнании.

- Жена прокляла… загулял малость… с кем не бывает? Обычная баба бы что? Взяла бы и простила. А эта прокляла… и теперь он вовсе не может. Ведьма…

Никита покачал головой, сочувствуя, правда, почему-то больше получалось сочувствовать неведомой ведьме, чем Скоружскому. Но ведь можно не озвучивать, верно?

- И не он один. За последний год семь случаев! И хорошо, что некоторые проклятья отменить вышло. Наши петицию составляют, чтоб, стало быть, ограничивать силу ведьм. Особенно перед вступлением в брак.

- Может, - тихо произнес Никита. – Просто не брать их в жены?

- И ты туда же? Узнаю… есть и такие, не спорю, но… а дети как? Гадать, унаследует кто дар или нет? Или, как раньше, заводить по три-четыре жены? Тоже накладно, тут одна порой… но это все пустое, Никитка… Гурцеевы, верно, злы?

- Понятия не имею.

Разговор становился все более неприятен. И будь его воля, Никитка прервал бы, но… карета катила по улочке, а впереди маячила неясная перспектива новой работы, которая должны была бы вдохновить, но вместо вдохновения и предвкушения Дурбин испытывал одну лишь злость.

На себя в том числе.

Бесхребетный он.

- Ну да… где ты, а где Гурцеевы… с другой стороны ты всегда был пробивным малым, Никитка, но сейчас должен понимать, что эта птичка – не для тебя.

Руки сами собой в кулаки сжались, хотя насилие – это не для целителей, но если иногда, скажем так, в превентивных мерах.