– На здоровье! Питайся пищей для ума, Кецале! Месяц этот дрэк жрал, еще пару дней продержишься – из-за вас у детей еды нет!
Гедаля оставит коней и вернется вечером. Как обычно – с цветами и сладостями. Он будет идти по Мельницкой, описывая затейливые ленты Мебиуса через дорогу и обратно до тротуаров, откренивая непослушное тело большим букетом.
1902
Нестор
Ровно в год Лидочка перестала орать и пошла. Как пошептали.
– Ты никогда не ползала, – гордилась Фира. – Ни дня. Сразу пошла.
Чтобы молодая мать так сильно не радовалась, Боженька через год послал ей Нестора. Второй ребенок родился худым и мелким, как и Лида, таким он и останется на всю жизнь, несмотря на мощное имя. Только, в отличие от старшенькой, Нестор все время болел. Хныкал, просыпался ночами от забитого носа, плакал, опять не дышал, боялся собак и котов, собирал все детские болячки и мучился животом.
– Не понос, так золотуха, – вздыхала Фира, оплачивая очередной визит Елены Фердинандовны. Что за напасть с этими мальчишками! Если бы Лида была такая же – она бы побереглась со второй беременностью. Хотя кого она обманывает – с ее Ваней не убережешься.
Лидочка отнеслась к брату как к новой игрушке со звуковыми и ароматическими эффектами, то есть серьезно принялась изучать все реакции – что будет, если его прихватить за ножку, пальчик или нос.
1905
Погром
А еще у Лидочки была феноменальная память. И эта память однажды спасла Фиру.
Они вышли с Лидочкой и Нестором в лавку, прогулялись до костела и городского ставка у дачи Дашковского. В Одессе октябрь нежнее апреля. Фира наслаждалась теплом и горьковатым прозрачным воздухом… Надо же, 18 октября, а так хорошо…
Со стороны завода Шустова шла группа мужчин – работяги ближайших фабрик частенько захаживали в местный буфет. Рановато, конечно, для возлияний… но тут свободы объявили – грех не выпить.
– Жидовка! Стоять!
Фира сжала руку Лиды:
– Не оглядывайся. Это не нам.
– Стой! А то сча кишки твоим щенкам выпустим! – Рядом грохнулась о землю бутылка, за ней, зацепив юбку, прилетел камень. Фира остановилась и выхватила из колясочки Нестора. До дома был целый квартал – не успеют. Она развернулась и прикрыла собой Лиду.
– Стой тихо. Не бойся. Нас не тронут. Главное не бойся. В глаза не смотри. Если я закричу – беги домой и не оглядывайся, я их отвлеку.
Это была дикая собачья свора, почуявшая жертву. Человек десять. От них пахло смертью, кровью, грязным телом и спиртом. Тяжелые, мутные взгляды, раздувающиеся ноздри, приоткрытые рты. Не бояться – Фира окаменела и выпрямилась. Из-под опущенных век она пыталась выделить вожака. Вот этот, в заскорузлом пиджаке. Рукав оторван. На лацкане обрывок красной тряпицы, в руке топор. Пролетариат – как называли их газеты. По одному – они тихо кланялись и прятали глаза, бормоча извинения, а когда сбивались в группки по трое, захмелев, могли бросить какую-то мерзкую брань в спину, почуяв силу и безнаказанность. Дремучее, черное дно.
Они окружили ее подковой.
– А ну, отошли! – Фира вздернула подбородок.
– Жидовка, – тяжело выдохнул мужик в рваной рубахе.
– Я – крещеная! – Она рванула шнурок с крестом из-за ворота платья.
– Врешь, дрянь… Иисус на языке, Иегова в сердце? Так ваши говорят? – качнулся к ней тощий лысеющий мужичонка из спившихся интеллигентов-разночинцев.
– Молитвы хоть знаешь, православная?
Фирина генная память сослужила медвежью услугу. Ужас и боль предыдущих поколений держали за горло. Она впала в ступор, ноги стали ватными, дыхание перехватило, а русские слова вылетели напрочь из головы. В руках, почуяв мамин животный страх, зашелся плачем Нестор.
Бежать было некуда.
– Сука жидовская! – Вожак шагнул к ней.
И тут из-за Фириной спины, выдернув руку, выскочила Лида. Она боднула головой в ноги мужика, так что тот отлетел к товарищам, и, повернувшись спиной к нападавшим, рухнула на колени.
– Верую! – в гробовой тишине отчеканила Лида. Она смотрела вверх, где за деревьями виднелся крест Алексеевской церкви. – Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и Земли видимым же всем и не видимым!
Толпа замерла. Лида продолжала читать молитву не оглядываясь.
Кто-то из задних потянул за плечо вожака:
– Пошли, Господь отвел – чуть грех на душу не взяли. Живи, дитя чистое тебя, тварь, спасло. – И стая погромщиков двинулась вниз по Балковской.
Лида поднялась, отряхнула платье и потянула Фиру за подол:
– Ма-а, мама, пошли, они ушли уже…
Очнувшись, подворачивая ноги, впившись в ревущего Нестора, Фира рванула во двор.
Дома, отрыдавшись, переодевшись, рассказала все соседкам. Нюся обнимала Лидочку: – Деточка, как же ты догадалась?
Ривка уточнила:
– И откуда молитву знала?
Лида, болтая ножкой и доедая пирожок, ответила:
– Папа на ночь читал. Сказал, что если страшно, то это самое сильное оружие против всех врагов. Я запомнила. Налей морсика.