Понаехавшая

«Она совершенно замечательная. Впрочем, я это давно знала, уже тогда, когда ехала к ней, незнакомой женщине, с нелепым чемоданом наперевес, раздавленная этим новым, огромным городом, к которому мне еще привыкать. В тот первый день приезда я даже представить себе не могла, какой он огромный, этот город. Огромный и прекрасный.

Но она мне открыла – совсем теплая, совсем родная, смешной ободок в волосах, сразу побежала чайник ставить, потом спохватилась, вернулась, расцеловала в обе щеки. Мне всегда везло на людей.

Рассказывала о себе какие-то „Петрушевские“ ужасы. После войны мужчин совсем не стало, весь тяжелый труд на женщинах. Работали на стройке АЗЛК, возводили стены, таскали мешки с цементом, камни. Худющие, двужильные. Восемь девочек в одной комнате общежития, одно выходное, купленное вскладчину платье на всех – из синего панбархата, с белым кружевным воротничком и пышной юбкой. В этом выходном платье и спуталась с женатым мужиком, забеременела от него. Вызвали какую-то бабку-повитуху, страшную как смерть, всю в отрепьях. Та вытащила из-под отрепьев какой-то крюк, по виду большой гвоздь, изогнутый с острого конца. Прокипятила и вставила… туда.

От жуткой боли потеряла сознание. Вот такой был ребенок, показывает, водя большим пальцем по основанию указательного. Практически кукленыш. Глядит потемневшими, сухими глазами. Слез нет, все слезы по нему давно уже выплакала. Похоронила под вербой. Завернула в кровавые тряпки, положила в коробочку и похоронила.

Детей у нее больше не случилось. Она ежечасно повторяет про себя молитву Божьей Матери Державной, вымаливает грех за невинно убиенное дитя. Ходит в церковь, на утреню и вечерню, соблюдает все посты.

Недавно о чем-то говорили, она мне в ответ: „Да, дочка, да“. Сказала, украдкой глянула в мою сторону, повторила шепотом: „Дочка“. Я знала, как ей было важно в эту минуту, чтобы я подошла и обняла ее, но что-то меня удерживало, робость или нерешительность, не знаю. А она смотрела какое-то время, потом повернулась к окну, так и стояла в профиль, молчала.

Когда бабуля умерла… Я прибежала к ней, слова сказать не могу, а она все поняла, напоила меня валерьянкой, уложила в постель, а сама молилась до утра…

Рассказала сводной сестре, что я ей как дочка. Та прилетела на следующий день, подняла жуткий скандал: „Что ты ее дочкой называешь, – кричала, – ты еще пропиши у себя, квартиру ей оставь! Выбирай, – кричала, – или я, или она“.

Я молча пошла вещи собирать.