Пони

Митиваль отступил. Я вообразить не мог, что его лицо может быть таким бледным и жестким. Он был полностью обессилен, так как любое действие в материальном мире требовало от него огромного напряжения, а в этот раз он выложился, как никогда раньше. Я поравнялся с ним. Митиваль потянулся ко мне и взял за руку.

– Больше он не будет тебя огорчать, – сказал он.

– Спасибо, – шепнул я.

Двумя пальцами он сжал мой мизинец.

– Видишь этот пальчик? – спросил он.

У меня перехватило дыхание. Ему не нужно было говорить остальное, но он сказал…

– В нем, в твоем крошечном мизинчике, – произнес он с сияющим взором, – больше величия, чем во всех Роско Оллереншоу, какие только есть в мире. Он не стоит твоих слез, Сайлас.

До Розашарона мы ехали около трех часов. Можно было бы доехать скорее, но через лес мы пробирались довольно медленно.

3

По мере приближения к городу деревья стали редеть, луга постепенно уступили место возделанным полям, обрамленным высокими живыми изгородями и заборами. Лошади, почуяв близость конюшни, прибавили шагу. Я почувствовал, что мое сердце тоже забилось быстрее. На самом деле я предпочел бы скакать на Пони дальше через лес, через Чащобу, предпочел бы спрятаться в темно-синей ночи, чтобы больше никогда никого не видеть и ни с кем не разговаривать.

Именно в этот момент шериф Чалфонт оглянулся, притормозил свою лошадь и поехал рядом со мной. Митиваль заметил это и пододвинулся, уступая ему место. По одному этому жесту было понятно, что шериф ему симпатичен.

– Ну, как дела, Сайлас? – сочувственно спросил шериф.

– Нормально, – ответил я.

– А как твой нос? Надо будет показать тебя доктору, когда вернемся в город.

Я мотнул головой:

– Все хорошо, спасибо. А как ваша рука?

Он улыбнулся:

– Хорошо, спасибо.

Некоторое время мы ехали молча, а потом он обратился ко мне:

– Я тут подумал, Сайлас, есть ли у тебя какие-то близкие люди в Боунвиле? Не нужно ли связаться с ними, сообщить о том, где ты? Может, родственники?

– У меня никого нет.

– А может, друзья? Соседи?

– Примерно в миле от нас живет один отшельник по имени Хавлок, – ответил я. – Но я бы не сказал, что мы дружим.

Шериф кивнул. Его белая кобыла, казалось, прониклась симпатией к Пони и ткнулась мордой ему в шею. Мы молча наблюдали за тем, как наши лошади обмениваются игривыми укусами и толчками.

– Знаешь, – наконец произнес шериф Чалфонт, – ты можешь пожить у меня и моей жены Дженни в нашем доме в Розашароне. Если хочешь, конечно. По крайней мере до тех пор, пока не будешь готов вернуться к себе домой.

– Спасибо, сэр.

– Называй меня Деси.

Я откашлялся:

– Деси.

Тем временем мы сильно отстали от помощника шерифа и арестованных фальшивомонетчиков, но не делали попыток их догнать.

– Да, спасибо вам за все, что вы сделали, – помолчав, сказал я. – За то, что поехали со мной к пещере, и все остальное. Если бы вы отказались, я больше никогда бы не увидел Па.

Шериф Чалфонт помрачнел. Внезапно севшим голосом он ответил:

– Я рад, что у тебя был шанс повидать его, Сайлас. Но мне так жаль, что мы не добрались туда быстрее… – И он осекся.

– Ничего нельзя было сделать по-другому. С тех пор как этот конь прискакал за мной, все шло так, как должно было.

Шериф посмотрел на меня, словно хотел что-то сказать, но то ли не смог найти верных слов, то ли просто решил ничего не говорить, и лишь кивнул печально и отвернулся. Тем не менее было понятно, что его что-то беспокоит. Я знал, что он слышал наш с Па разговор. Через несколько минут шериф собрался с духом.

– Сайлас, ты разрешишь задать тебе один вопрос? – наконец произнес он едва слышно.

– Конечно.

– Кто такой Митиваль?

Ответ у меня был наготове.

– Никто, – пожав плечами, ответил я. – Просто мой воображаемый друг. Наверное, так его лучше всего называть. Па называл его так.

Шериф Чалфонт кивнул, словно ожидал именно такого ответа.

– Понятно, – произнес он, глядя куда-то вдаль. – У моей сестры тоже были такие друзья. Воображаемые. Когда она была маленькая, к ней каждый день приходили две дамы, и они вместе пили чай. Она называла их «мои гостьи». Это было так славно. А я, должен признаться, был ужасным старшим братом. Все время дразнил ее из-за этого. Ее до слез огорчало то, что я не мог их видеть, как она… – Он говорил словно сам с собой, и постепенно его негромкий голос совсем умолк.

– Что случилось с ними? – спросил я. – С гостьями вашей сестры?

– С гостьями? Ах да, – вздохнул шериф. – Должно быть, она переросла их. По крайней мере, перестала о них говорить, когда ей было около шестнадцати, за несколько лет до того, как мы перебрались на Запад. – Он сделал паузу, чтобы проверить, интересны ли мне его слова, а когда увидел, что да, то продолжил: – Вообще мы жили на Севере. Наш отец был священником и яростным приверженцем отмены рабства, поэтому он перевез всю семью на Запад, в свободные штаты. Примерно через год после этого бедная Матильда – так звали мою сестру – оказалась под перекрестным огнем между приграничными бандитами и партизанами из Канзаса. Это чуть не разбило мне сердце, как ты догадываешься.

Я посмотрел на него:

– Знаете, они остаются с нами.

Он почесал нос: