Понять. Поверить. Простить. (СИ)

— Дочур, так нужно. — Эле даже показалось, что эти слова тяжело даются ему. — Это все ради вашей же безопасности. Ты сама учишься на юридическом, и должна прекрасно понимать, как легко даже по малейшей информации вычислить человека. Когда все образуется, вы вернетесь. Я обещаю.

— Пап, а это… надолго? — робко спросила Эля.

Виктор встал и подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в макушку.

— Не знаю. Не переживай, солнышко, все будет хорошо. — И потом добавил. — Если то по поводу этого Стаса, то если ему надо будет, он тебя дождется. А пока никому ничего не говори, хорошо? — Он еще раз прижал к себе дочь. — Я тебя очень прошу.

Когда отец ушел, Эля грустно посмотрела в окно. На душе стало очень неспокойно. Какое-то нехорошее предчувствие. Мысли проносились в голове вихрем, но ни одна из них так и не успевала оформиться во что-нибудь определенно связное.

Так хотелось позвонить Стасу, поговорить, услышать его голос. Но сегодня весь день он был недоступен. К тому же Эля сейчас подумала, что отец никогда не был таким обеспокоенным. Что же такого могло случиться, что требует немедленного и тайного отъезда семьи из города? Эля решила никому не звонить и ничего не рассказывать. После она свяжется со Стасом, все ему объяснит и извинится.

***

День спустя.

Виктор вывез семью поздней ночью. К ним присоединилась мать Виктора — София Владимировна. Эля была очень рада этому обстоятельству — оставаться один на один с матерью было сродни тому, чтобы находиться с горящим факелом рядом с пороховой бочкой. Та была в уже ставшем привычным раздраженном состоянии, постоянно срывалась на крик.

Они приехали в какой-то загородный дом, Эля даже не знала, кому он принадлежит — возможно кому-то из знакомых отца или был предусмотрительно снят на некоторое время.

Охранники сразу же попросили отдать все имеющиеся средства связи, предупредив также, что в в этом месте все равно не работают вышки сотовых операторов. Виктор Сергеевич уехал на следующее утро, оставив в доме двух охранников, и пообещал, что через день-два приедет проведать их.

И начались одинокие будни. Тоскливые. Без НЕГО. Эля понимала, что с ее стороны очень эгоистично думать только о себе, но ничего поделать с этим она не могла. Кристина совершенно отстранилась от всех, Эля заметила, как мать все чаще и чаще стала прикладываться к алкоголю. Нет, та не напивалась до бессознательности, но по одному-другому бокалу в день она могла пропустить. Единственный, кто старался поддерживать во всех оптимизм — это бабушка. Она старалась придумывать для Эли и Ромки какие-нибудь дела, чтобы хоть чем-то занять их: то они дружно готовили что-нибудь под бабушкиным руководством, то начинали уборку в доме. Эля даже научилась вязать и вышивать крестиком.

Бабушка каждый вечер приходила к Эле и Ромке перед сном, чтобы поддержать их моральный дух. Она садилась к каждому из них, обнимала и для каждого всегда у нее находилось нужное слово.

София Владимировна давно заметила, что с Элей творится что-то неладное. Девочка как будто ушла в себя, закрылась от внешнего мира — ее что-то сильно тревожит. Будучи мудрым человеком, она не стала допытываться в чем же причина — захочет, расскажет все сама. Но она видела, как день за днем девочка становится все грустнее от своих мыслей.

— Евочка, — бабушка всегда любила называть ее именно так, — деточка, ты что-то совсем пала духом. Ну не расстраивайся так — папа все решит и скоро за нами приедет. Все будет хорошо. Потерпи немного.

Эля любила тесно прижиматься к ней и, как когда-то в детстве, слушать ее неторопливую речь. Это всегда успокаивало. Именно бабушка предложила завести дневник для того, чтобы записывать все свои переживания.

— Евочка, я вижу, как тебя что-то беспокоит. Тебе нужно снять груз с души — высказаться. Я ни в коем случае не давлю на тебя — если ты сама захочешь, то можешь мне все рассказать. Я все сохраню между нами. Если никому не хочешь доверять, то вырази все на бумаге — но только не держи в себе. Станет полегче, вот увидишь.