— А что, ребята, если попробовать?
И тут, как он и ожидал, нашлись трое, готовые позабавиться.
Авилий Флакк считал себя уже причастным к судьбе новичка. Он подошёл к Понтию и стал объяснять обстановку.
— Префект решил устроить тебе пробу, это у нас практикуется. В бега только не ударься. Постучи ме чом минут пять и порядок, — говорил принципал небрежным тоном, но тревога, как дёготь, просачивалась сквозь его фразы. Он снял с головы шлем и передал Понтию; тот увидел искусно сработанные внутри амортизаторы. — Возьми мой щит — он полегче, вот тебе копьё и два дротика. А теперь иди.
Понтий повернулся и увидел перед собой трёх здоровенных легионеров в полном боевом снаряжении. Сердце его дрогнуло.
Значит, бой! Сотрут в порошок! Бежать? Да никогда! И от злости на себя и весь мир к Понтию пришла та уверенность юности, которая всегда связана с удачей: только не терять головы.
Началось сближение. Манера новобранца держать копьё как-то под локтем создавала впечатление неумения пользоваться этим видом оружия, что и ввело нападающих в заблуждение. Легионер слева от Понтия на расстоянии сорока локтей метнул копьё, целясь в середину щита, но новобранец резко ушёл в сторону. Все ждали, что тот начнёт заводить копьё для броска за плечо, но произошло совершенно неожиданное: копьё новобранца, пущенное из-под локтя с силой карабалисты, пробило щит и бросило на землю легионера, находившегося в центре, и в то же мгновение дротик Понтия, выхваченный из-за плеча и брошенный, казалось бы, без всякого размаха, попал в шлем легионера, двигавшегося справа от Понтия. Тот стал падать на колени, теряя сознание. В следующую секунду новобранец с непривычной для зрителей стремительностью преодолел расстояние, разделяющее его от легионера слева, и всей тяжестью тела и щита опрокинул его на землю, в воздухе блеснул меч. У зрителей вырвался непроизвольный вопль: «Стой!» Меч застыл в воздухе, Понтий выпрямился, два легионера невдалеке пытались подняться с земли, к ним бежали товарищи.
Подходили префект с примипиларием, последний ещё издали возбуждённо кричал:
— Ты что, с ума сошёл, ты что, не понял? — это показательный бой!
— Конечно, понял, — тяжело дыша, отвечал Понтий, — иначе они были бы уже трупами.
Префект был доволен, искры удовлетворения так и прыгали в его глазах и, обращаясь к Авилию Флакку, спросил:
— Что скажешь, принципал?
— Прошу назначить этого парня в мою палатку, игемон. Он пришёлся мне по душе.
— По правилам место его в первой когорте, но и твою просьбу считаю справедливой. Не начни ты проверку боем, мы об этом парне ничего бы и не узнали. Приказываю: считать этого парня легионером второго года службы. Деньги и стаж начислять соответственно.
Префект обратился к новичку:
— Из разговора я понял, что тебя Понтием зовут, так скажи мне, Понтий, как бы ты действовал, если бы бой протекал в действительности?
— От первого копья я всегда увернусь, значит, удар надо наносить по второму бойцу, чтобы упредить его бросок. Бросок копья у меня был ещё не самый сильный, так что второго бойца я вывел бы из строя навсегда. Третий боец держал щит ниже положенного, горло его было открыто, и мой дротик попал бы ему не в шлем, а куда надо. Теперь оставалось только лишить возможности первого бойца отметать дротики, и даже если бы мне не удалось сбить его с ног, бой продолжался бы на мечах один на один, а здесь я чувствую себя уверенно: меня не так-то просто взять.
— Значит это не просто случай, — размышлял префект, — перед нами готовый к бою солдат.
— А кто тебя обучал?
— Принципал VI легиона «Виктрис» Карел Марцелла, и обучал он меня четыре года.
— Ах, вот это кто! Известный мне вояка… Тебе, Понтий, повезло с учителем.
Префект подумал несколько секунд и обратился к примипил арию:
— Позаботься и ты, командир, чтобы у новобранца было полное и новое снаряжение. Скажи от моего имени панцирникам и шорникам, чтобы снаряжение было подогнано по росту. Расходы легион возьмёт на себя.
Позднее Понтий увидел, как велико было движение души его будущего командира, когда Флакк отдал ему свой сделанный по заказу шлем да ещё и щит. Стоили такие предметы воинского снаряжения дорого, хранились бережно — от них зависела жизнь в бою — и вот так отдать их можно было только брату или верному другу.
Но как ни был взволнован Понтий только что окончившейся стычкой, любознательность молодости была, видимо, сильней. Почему-то на него произвёл впечатление третий всадник, всё время хранивший молчание и державшийся в стороне.
— А кто же такой третий таинственный всадник?
— Тиберий.
— Какой такой Тиберий? — хотя далёкая догадка уже прокладывала путь к сознанию Понтия.
— Тиберий Юлий Цезарь, приёмный сын императора Августа, наместник Германии, командующий римскими легионами.
— Так почему ты его не приветствовал, а сделал вид, что его не знаешь?