Понтий Пилат

В одной из схваток и произошла завязка роковых для меня событий. После боя трибун приказал собрать трофеи на поле боя и добить тяжелораненых кантабров. Дело для солдат привычное, но когда я подошёл к одному из раненых, то услышал слова на искажённой латыни, изменившие ход моих мыслей:

— Если ты не убьёшь меня, то получишь сокровища племени.

Мыслил я всегда правильно, а потому сразу перешёл к делу.

— Что я должен сделать?

— Отнеси меня в ближайшую расщелину. Оставь воды, еды, холстины, и, если останусь жив, я сам тебя разыщу.

— А как мне тебе поверить?

— Клянусь именем моего бога Вагодоннегуса.

Когда я услышал клятву именем бога племени, то мои сомнения рассеялись: кантабры скорее умрут, чем её нарушат. Я позвал своих парней, и мы незаметно перенесли раненого в расщелину, обнесли его камен-. ной стеной, чтобы волки ночью не разорвали, принесли воды и еды. Я нарвал кое-каких трав для лечения, и мы покинули раненого кантабра — трубы уже призывали нас к месту сбора.

А позднее, когда мы стояли на зимних квартирах около Тарракона, я увидел его вновь. Он стоял за валом лагеря напротив главных ворот и ждал, когда я к нему выйду. Так состоялась наша вторая встреча.

— Я проведу твой маленький отряд в далёкий высокогорный монастырь, где хранятся сокровища племени, но поклянись своими богами, что не тронешь ни одного служителя бога Вагодоннегуса.

Я рассказал товарищам о сокровищах, и все пожелали идти со мной, все хотели, завладев своей долей добычи, начать новую жизнь и ради этого готовы были рискнуть своею головой. Да, нас можно было понять. Каждый день мы рисковали за 10 ассов, и никто из нас не собирался упускать свой шанс, который подарила ему богиня Фортуна.

Конечно, это было дезертирство, но кто тогда придавал значение такому факту? В ту же ночь, захватив нужные вещи, еду и оружие, мы двинулись к заветной цели. Была уже глубокая осень. Шли скрытно, тайными тропами, ночевали в холодных пещерах. С каждым днём мы уходили всё дальше и поднимались всё выше в горы. И вот настал день, когда мы увидели святилище бога Вагодоннегуса. Затерянное высоко в горах, обнесённое невысокой каменной стеной сооружение не представляло сколько-нибудь серьёзного препятствия. Проводник в святилище не пошёл, но подробно объяснил, где находятся сокровища, и ещё раз взял с нас обещание не трогать служителей. Я был в нерешительности. Оставить живыми служителей значило самим организовать погоню и, скорее всего, лишить себя надежды вернуться живыми. Понимали это и другие, но нас сдерживала клятва. Я принял решение. Сначала завладеть сокровищами, а затем уже думать.

Планы от реальности всегда почему-то отличаются. Так было и на этот раз. События вначале разворачивались тихо и спокойно. Служители дрожали от страха. Сундук был в наших руках. И кто мог подумать, что настоятель монастыря, дряхлый, высохший старик, окажется таким несговорчивым. Он стал кричать, угрожал, призывал на наши головы страшные проклятья, да и служители вспоминали о своём долге. Тут-то и последовал этот лёгкий удар рукоятью меча по голове старика; последствия, по-моему, не стоит объяснять. В следующую минуту стало понятно, что, скорее всего, живыми мы домой не вернёмся. Я выскочил за ограду, но нашего проводника уже не было. Он счёл себя свободным от обязательств после смерти настоятеля. Быстро вернувшись, я приказал связать и запереть служителей в дальнем помещении, захватить как можно больше еды и скорее уходить в горы. Начинало светать. Родилась спасительная мысль: уходить надо на восток, лучше на северо-восток, через Пиренеи в Галлию, к той дороге, что недавно построил император Август.

Выходили мы почти месяц, и вышло на ту дорогу только пятеро. Как мы выходили, сколько раз вступали в сражения и были на краю гибели, составляет особый рассказ, но мы вышли. На мою долю пришлось 20 фунтов золота, целое состояние. Мы разошлись в разные стороны и были предоставлены сами себе. Мне тогда исполнилось 25 лет. Я был честолюбив, но неопытен. Сколько друзей, любящих женщин, добрых трактирщиков побывало около меня в то время! Любви и доброты хватило на три года. Всё кончилось с последним аурием. Тогда встал вопрос: что делать дальше?

Можно было вернуться в легион, как сделали два моих парня. Они прошли положенный путь наказаний и радовались тому, что оказались в том же легионе. Я же был слишком самолюбив. Да и будущее просматривалось безрадостное. Зависть — путеводитель чуть ли не всего человечества. Разве можно простить человека, который хватанул уйму деньжищ и все прокутил сам, не отсыпав именно тебе горсть, другую монет. Для дальнейшей жизни было бы лучше, если бы нам не удалось донести это золото.

Сколько в легионах было разговоров! Меня и сейчас помнят в легионах Х-м Гемина и IV-м Македонском, не говоря о моём родном.