Учитель держался мужественно, но через некоторое время ослаб: тело обвисло, глаза помутнели, сознание уже начало его покидать. Он попросил пить. И когда женщины обратились с просьбой к легионерам оцепления напоить их Учителя, те не смогли им отказать. Один из них встал, обмакнул губку в воду с уксусом, которую им полагалось иметь при себе, насадил её на копьё и поднёс к губам галилеянина. Голова Иисуса безвольно лежала на груди, и он не видел перед собой столь желанную воду. Тогда с целью привести распятого в чувство легионер слегка ударил копьём по нижнему ребру галилеянина. От боли осуждённый вздрогнул, приподнял голову, и, почувствовав в открытом рту влажную губку, принялся жадно сосать её.
Уже через час после допроса галилеянина люди Квинта Амния были на постоялом дворе в Вифании, но обнаружили только дымящееся пепелище: хозяин с семьёй бесследно исчезли. Никто из соседей сказать ничего не мог. При внимательном рассмотрении стало ясно, что постоялый двор сожжён сознательно. По свидетельству очевидцев, даже дальние постройки загорелись в одно время с основным зданием. Семья хозяина при пожаре отсутствовала.
На вопрос о галилеянине Лазарь развёл руками. Да! Был в гостях. Да! Обещал быть на следующий день, но в ту ночь вспыхнул пожар и, видимо, он нашел новое пристанище, не было смысла сюда возвращаться.
Были приняты меры к розыску хозяина постоялого двора.
Эти неутешительные новости Квинт Амний доложил прокуратору. Понтий Пилат понимал, что для выяснения обстоятельств потребуется время, и перешёл к следующему вопросу:
— Среди событий двух последних дней меня интересует судьба Иуды из Кариота, ученика галилеянина. Установлен ли такой человек и что с ним?
— Да, такой человек найден за городом в саду одной из ферм повешенным. Мои люди подоспели как раз в тот момент, когда его снимали с дерева. Храмовая стража не хотела подпускать моих людей к телу для осмотра, но начальник группы оказался человеком решительным — сразу за меч. Та сторона знай своё: повесился сам, вот и тридцать монет при нём. Если бы его повесили, то предварительно обворовали бы. Мне же многое показалось неясным. Чтобы повеситься на дереве, необходимо забраться на сук, привязать верёвку, броситься вниз. Но как взобраться по такому гладкому стволу в сандалиях с такими отполированными подошвами? Как при падении тела сохранить шейные позвонки? Когда же мне не без сопротивления храмовой стражи удалось заглянуть под хитон умершего, то никаких сомнений не осталось: человек подвергался тяжёлым пыткам. Вызванный армейский лекарь после осмотра заявил, что было повешено тело уже умершего человека.
Прав был галилеянин, утверждая, что подпись под доносом вырвали у его ученика под пыткой. Обманули римский суд дружно, подписав копию доноса всем составом синедриона. Ясно, Иуда не должен был присутствовать на суде; ещё неизвестно, как бы он себя повёл, встретив своего Учителя. Но не проверять же на честность состав синедриона: это знатнейшие фамилии Иудеи.
Понимая, что собранного материала явно недостаточно, прокуратор решил закончить собеседование.
— Спасибо за службу, Квинт Амний. Ты свободен.
Понтий Пилат подождал, пока начальник тайной канцелярии не покинет служебное помещение, и только тогда обернулся к другому посетителю, скромно сидевшему в стороне.
— Ход этому делу давать не следует, доказать ничего не удастся. В вопросах мести доказывать ничего и не нужно. Необходимо действовать скрытно, — сказал Аман Эфер. — Мы действуем традиционными способами, но такой путь требует времени, а у нас его нет. Ещё два-три дня — и все следы будут уничтожены, и мы не узнаем причин, по которым так опрометчиво обошлись с прокуратором.
Каждый ушёл в свои размышления, в помещении установилась тишина.
— Все же есть возможность узнать об этих событиях. Нужно поговорить с галилеянином.
Понтий Пилат вскинул глаза.
— Да он уже шесть часов на кресте; скорее всего умирает, если не умер.
— Есть способ!
После таких слов прокуратор, зная своего друга, весь обратился в слух.
— Нужно снять его с креста, пока он ещё жив. Для этого прокуратору необходимо официально откликнуться на мольбы родственников.
— Прошение подпишу.
— Я приведу в чувство галилеянина, не пожалею любых доз мумиё, хотя стоит оно по весу золота. На несколько часов он вернётся к жизни. В разговоре нужно найти такие слова, которые побудили бы его рассказать об этих таинственных событиях. Разговор я буду вести сам. Действовать стану под именем римского сотника Лонгвина. Необходимо предупредить примипилария: он не должен мешать нашему замыслу.
— Согласен, — поднялся Понтий Пилат, — но ничего лишнего.
— Произошло заражение крови, а лекарств от этого нет. Открываться, конечно, не следует ни при каких обстоятельствах.
И Аман Эфер, воспользовавшись письменными принадлежностями, разложенными на столе, уже писал прошение о досрочном снятии с креста Иисуса из Назарета по таким-то и таким причинам.
— Бегу за подписями учеников и родственников.