Понурый Балтия-джаз

- Полно! Я-то не агент и тем более не перебежчик! Я фрилансер... А ты говоришь сейчас не о профессии, а о политике! С ней я не мараюсь.... С профессиональной точки зрения Москва добывала уникальную информацию. Что бы там ни говорили! Желаю тебе заполучать такую же.

- Москва добывала... В среде, податливость которой средний советский человек и представить не мог. Она открыта, даже излишне. Во всяком случае, уж московской-то паранойи точно лишена. Имея деньги и чуточку хитрости, плюс диковатый славянский шарм, легко затесаться в среду цивилизованных, вежливых европейцев и крутиться в ней... Лазутчики из степей не столько работали, сколько, образно говоря, наслаждались жизнью в городах. И неминуемо разлагались в качественном быту. А служили Сталину. Или Горбачеву... Кому еще? И доносили не то, что видели, а то, что от них ждали в Москве. Врали, в сущности...

- Как посмотреть!

- Так и посмотри. Из мутного аквариума, в котором плавали они, а теперь закисаешь и ты!

Мы оба сожалели о случившейся перепалке. Которая ничего не значила, видимо, кроме одного: как любовники мы умирали.

Марина натягивала вязаные перчатки.

- Пожалуйста, пойми, что нынешнее мое приключение - первое крупное в России. Все-таки мы русские люди, - сказал я примирительно.

- И на каком языке говорим друг с другом с момента, как я вошла сюда?

- На французском, - спохватился я.

- У суда больше нет вопросов, - сказала Марина.

- Ты уходишь прямо сейчас? - спросил я довольно глупо и почти заискивающе. - Может быть, по чашечке кофе поблизости, а? Чай был отвратительным... У меня лично есть ещё время.

- У тебя лично, Бэзил Шемякин, времени не остается вообще, - сказала она. Сжала ладонями в перчатках свои щеки, попыталась сдержать слезы и заплакала.

- Я прошу тебя, пожалуйста, - сказал я. Стыдно было предложить носовой платок двухдневной свежести. Ее нос покраснел. И я подумал, что Тармо тоже недавно плакал передо мной, и что, наверное, поплакать вообще-то неплохо, это приносит облегчение хотя бы на время, и что я и сам плакал однажды, и не так уж давно, правда, скрытно, вернувшись с похорон папы.

- Припомни наш разговор неделю назад в Лохусалу, - сказала Марина, поводя щекой о воротник шубки, чтобы осушить слезы, не портя косметики. Вспомнил? Раньше мы только предполагали, что действуют две команды киллеров. Теперь это доподлинно установлено. Нацеленную на Бахметьева ты рассчитал верно. Но Чико или как там зовут вашего Пушкина меня не интересует. Совершенно не интересует. Так что, успокойся на тот счет, что я собираюсь слизывать собранный тобою и твоим Ефимом мед. Бахметьевская безопасность - главным образом русская забота. Отчасти, и в разной степени, - эстонские, польские, рижские и немецкие заботы... Моя забота - вторая команда!

- Что за вторая команда?

- Определенным кругам нужны два трупа. Вторая команда добывает второй труп.

- Естественно. Первая занимается Бахметьевым, а когда работа будет сделана, вторая уберет киллера. Тебе-то что до него?

- Вторым трупом будешь ты.

- Я?

- Ты, - повторила с нажимом Марина. - Тебя уложат возле мертвого Бахметьева как киллера, которого наняли люди, стоящие за Ефимом Шлайном. Ты человек с темным прошлым, завербованный ка-гэ-бэ в стародавние времена, ещё в Бангкоке. Кто поверит, что ты по доброй воле возвратился из эмиграции в страну, погрязающую в бедности, болезнях, финансовых аферах, воровстве и произволе? Классный скандальчик! Кто, как, когда и какую кашу будет из этого варить в Москве, Берлине или ещё где, - не существенно. Размазывать грязь и дерьмо дальше будут журналисты вроде тебя, такие же частники по найму, и политики.

- Ладно, - сказал я, стараясь казаться спокойным и действительно успокаиваясь. - Пожалуйста, остановись. Побереги нервы. Осталось немногим меньше двенадцати часов. Публичная казнь Бахметьева назначена на завтра. Время - пятнадцать ноль-ноль. Если вторая команда меня не достанет...

- Почти достали, хотя хвоста за тобой или Ефимом, мне кажется, не было. Но их много и они, в основном, местные, русские местные, есть и приехавшие русские, и эстонцы, промосковские эстонцы, есть такие же латыши. Наблюдатели выставлены сегодня на всех Таллиннских шоссе. Появится твоя машина, последует наводка, и тебя будут пасти до тихого места, где и захватят. А после расстрела Бахметьева жить тебе четверть часа, от силы полчаса, и ты - в столь ценимом тобою православном раю!

- Ты что же, выходит, охраняешь меня и Ефима?