Понурый Балтия-джаз

Сомневаться в переводе денег не приходилось. При всей личной и профессиональной скрытности и неискренности Шлайн оставался предельно щепетильным в финансовых вопросах. Торговался въедливо, но до соглашения. Если деньги переведены, то распоряжения, данные ему московским Центром перед приездом в Таллинн, в силе. Самоустраненность Ефима и приказ оставить работу - показные. Как мой оператор, он явно имеет более мощные полномочия, чем у Дубровина или Вячеслава Вячеславовича, от которых эти полномочия скрываются по неизвестным мне причинам. По этим же неизвестным мне причинам Москва согласилась с предложением Шлайна использовать контрактника, по простому - наемника, то есть меня...

Унижение, которое пришлось претерпеть на совещании, могло означать подразумеваемое китайской поговоркой: побить собаку, дабы наказать хозяина.

Ефим, не исключено, ведет интригу и в отношении обоих Велле, Тоодо и Марики. Для дочери-хромоножки совсем уж жестокую. А что остается делать? Музыкальная торговая точка - лежбище Ефима и его единственная явка, при этом почти засвеченная, которой воленс-ноленс приходится пользоваться и дальше. Для латания этого хрупкого ласточкиного гнезда под крышей чужого дома сгодится любая ложь. Включая любовную игру с калекой.

И неизвестно, в чем больше греха - в отравлении душ, которым занят Ефим, или душегубстве, порученном мне.

А как в раскладке Ефима выгляжу я?

Ефим действует в рамках системы своей конторы, стабильной и надежной, страхующей его будущее в обыденном смысле физиологического и социального выживания. А я? В России у меня нет биографии, как нет её у мамы и жены. Нас не было и все ещё нет по законам России, потому что они не дают ответа на простой вопрос: где дома и земля Шемякиных?

В сущности, дом и земля в чужом Замамбасово куплены на заработанное кривыми путями... Что я ещё умею? И что, не имея ничего, научусь делать, помимо нынешнего грязного ремесла?

Стоп, сказал я себе, это уже политика. Не твое. Успокойся.

Скорее всего, я действительно устал. Спал кое-как, ел кое-как. Кроме того, беспокоил желудок. Оставалось тридцать минут до готовности "ноль", а я ощущал некомфортность.

Стараясь не поскользнуться на старинных булыжниках с ошметками то ли средневековой, то ли позднего северного ренессанса штукатурки, я спустился на первый этаж. Высветил фонариком угол подальше от входной двери и угнездился на куче железного лома.

Оставалось десять минут, когда я вернулся на пост. Поджег брикетик в обогревательном пенале и зажал его в правой руке, сняв перчатку. Выглянул на улицу.

Трое констеблей спускались со стороны центра, откуда должна появиться машина генерала Бахметьева, - проверяли подъезды. Они оставляли в покое закрытые на ключ, а открытые, исчезнув внутри, осматривали. Пять или шесть штатских фигур фланировали мимо музейного крыльца. Я не исключал, что по крышам разместились снайперы спецназа.

Констебли подергали дверь в мое логово.

- Дом под ремонтом, - сказал, видимо, старший. - И много окон... Осматриваем.

Один вошел в музей и вернулся с ключом. Слава богу, что я не взламывал замок, а поддевал задвижку ножом. Я быстро завернул "Галил" и треногу с "Яшихой" в меховое полупальто. Стянул сверток матерчатым чехлом от треноги.

Мурка умывалась, смешно вычесывая что-то лапкой за ушком. Я сунул вылизанный ею до блеска колпачок объектива в карман.

Еще раньше я присмотрел под боковым проломом, выходившим на задворки, подобие рельса, вмурованного в стену, - вероятно, в прошлом он служил приспособлением, которое моряки называют "выстрелом" - для подъема тяжестей в верхние этажи снаружи. Я изготовился заползти на рельс. Только бы констебли вовремя уложились с проверкой. В любом случае они должны закончить обход до появления генерала.

Констебли справились с замком и щеколдой. Дверь хлопнула.

- Слушай, - сказал один, - да тут свежим дерьмом несет!

- Спецназ, наверное, обосрался, вот и отметился, - со смехом предположил другой. - Они по крышам валяются... Наверняка и тут есть кто-нибудь.

И первый крикнул ко мне, вверх:

- Эй! Есть там кто?

Голос гулко прокатился по пустому зданию.

- Тишина, - сказал второй.

- Поднимись-ка, Калью, - приказал старший. Но неуверенно.

- Нагадить могли и просто так, - сказал первый. - Когда ремонтировали костел Олевисте, куч тоже хватало... Нас отправляли туда с фонарями, но приходилось гонять ублюдков даже днем.

Под их ногами скрежетали обломки.

- Да ладно, - сказал первый. - Пошли отсюда, что ли, старший? Еще два дома. Все дерьмо не обнюхаешь!

Они выкатились. Дверь закрыть на ключ забыли. Это мне не понравилось. Теперь любой мог прокрасться втихую.

Оставалось пять минут.

Через две винтовка на сошках и тренога с камерой стояли на местах.

Кто-то из констеблей за стеной крикнул - видимо, в портативную рацию:

- Уберите синие "Жигули"! Кто пропустил?! Улица закрыта для движения! Верните машину, я вам говорю... Что?!... Неважно, что с пропуском мэрии! Задницу ему лень оторвать? Делайте, как приказано!

Три коротких сигнала в наушнике. Машина с генералом приближалась. Шлайн работал четко.