Ей нравилось быть высокой и полной. Эти качества окружающие ценили по достоинству, но почти всегда это означало, что она была ростом не ниже большинства мужчин.
Но не с Бенджамином.
Как он и заметил, она была ниже его более чем на шесть дюймов.
Он был высоким и широкоплечим; именно такими мужчинами она восхищалась.
Хотя у нее было мало времени для восхищений.
Она была занята учебой, а в личной жизни не спешила развивать отношения, так что редко ходила на свидания.
Было трудно узнать кого-то как следует, когда она была сосредоточена на своем образовании и на поисках работы.
Теперь у нее была работа, но ей предстояло спасти главное мероприятие года.
Она решила, что займется личной жизнью, когда проработает в фонде несколько лет, и ее карьера пойдет вверх.
Может быть, к тому времени она снова начнет доверять мужчинам.
Но не сейчас.
И не Бенджамину, каким бы идеальным ни был его рост.
У него не было времени на нее, а она требовала, чтобы ей уделяли значительное время.
Так что как мужчина Бенджамин решительно не подходил ей.
Но что плохого было в том, что она наденет его одежду?
В теперешних обстоятельствах это было разумно и практично.
Посмотрев на него с улыбкой, она сказала:
— Если вы думаете, что это сработает, я буду очень вам признательна.
Его глаза потемнели и вспыхнули, но он улыбнулся, хотя его улыбка показалась ей вымученной и нарочито дружеской.
Он повел ее по коридору в сторону, противоположную той, откуда она пришла.
Мири сказала себе, что она не должна вкладывать особой смысл в этот его взгляд.
«Не думай о том, что между вами существует нечто большее, чем то, что лежит на поверхности», — сказала она себе.
Они были взрослыми людьми, отлично понимавшими разницу между минутой страсти и глубокой привязанностью.
И сегодня они не переступят никаких границ.
В комнате было светло, и между ними была должная дистанция — как социальная, так и профессиональная.
Они уже не сидели у камина, потягивая вино.
Все сейчас было по-другому.
То, что случилось, было уже в прошлом, и они могли стереть в памяти воспоминание об этом.
Единственное, что должно было волновать их, — когда закончится буря.
Но ей было все сложнее убеждать себя в этом, когда они поднялись по деревянной лестнице на чердак, и Бенджамин, порывшись в коробках, протянул ей зеленую толстовку с капюшоном, на которой были вышиты золотые буквы.
— Это я носил, когда поступил в университет. Готов поклясться, что мама хранила все, — пробормотал он.
Мири посмотрела на толстовку и провела кончиками пальцев по гордой надписи на груди: «Государственный политехнический университет Калифорнии».
Только один раз в ее жизни мужчина предлагал ей свою толстовку, хотя она не была уверена, что можно было назвать ее бывшего жениха мужчиной.
Ему едва исполнилось девятнадцать, когда они разорвали помолвку.
В те времена она гордо носила его толстовку и дома, и в городе.
Она стала ее любимым предметом одежды.
Но, погладив толстовку Бенджамина, Мири думала не о своем бывшем женихе.
Она думала о Бенджамине, о том, каким он был накануне вечером.
Заставив себя отбросить эти мысли, Мири заметила:
— Должно быть, она очень гордилась вами.
Продолжая рыться в коробках, он кивнул.
— Они оба гордились мною. Возможно, слишком сильно.
Последние слова он произнес так, что они показались ей зловещими.
— Их гордость слишком давила на вас? — попыталась угадать она.
Он перестал рыться в коробках и посмотрел на нее. Покачав головой, тихо ответил:
— Нет. Их гордость окрыляла меня. Но, к несчастью, она имела ужасные последствия. Они погибли, когда перевернулась яхта, которую они арендовали, чтобы отпраздновать окончание мною школы.
Прижав толстовку к груди, Мири поморщилась:
— Это ужасно. Мне так жаль.
Он пожал плечами:
— Просто не повезло. Но этого не случилось бы, если бы они поменьше гордились мною.
— Я не думаю…
Она хотела возразить, но, увидев, как потемнело его лицо, осознала, что спорить бесполезно и даже глупо.
Кто она такая, чтобы считать, что может учить его?
Она совсем его не знала.
Они не были друзьями.
Она работала на него.
И целовала его.
Но это не давало ей права поучать его.
— Это тяжело — так лишиться семьи.
В ее словах не было жалости, а просто признание несправедливости случившегося.
Потерять родителей в такой ужасной катастрофе, да еще накануне поступления в университет — это было несправедливо по отношению к любому подростку.
Он улыбнулся ей, и в этой улыбке сквозило уважение к ней.
Но правильно ли она поступила, не возражая против явно ошибочного убеждения?
«Это не имеет значения», — сказала она себе.
Не ее дело пытаться убедить его в том, что он заблуждался долгие годы.
Он вернулся к коробкам, чтобы найти для нее брюки, а она заставила себя выкинуть из головы все эти мысли.
Это все ее не касалось.
С победным возгласом он вытащил из коробки зеленые брюки того же цвета, что и толстовка.
В толстовке и брюках она будет выглядеть не слишком профессионально, но найти одежду, не испачканную зубной пастой, было маленьким чудом.
— Спасибо, — сказала она. — Простите, что причиняю столько хлопот.
Закрыв коробку, он ответил, пожав плечами: