Пообещай

– Есть. Но доступна такая база только людям, к которым я через час иду на поклон.

– А спросить у них можно?

– Сомневаюсь, что мне ответят. К тому же, мне ведь нельзя, понимаешь?

«С родителями встречаться».

Эмия неожиданно заволновалась – к сердцу прочно прилип страх.

– Дар, а эти люди тебя отпустят?

Он вздохнул тоже. Хотел сказать «да», но промолчал. Вместо этого протянул руку, погладил ее по волосам.

– Мы что-нибудь придумаем. Ты ведь, пока меня не будет, сможешь сварить гречку?

* * *

– Вы часто предсказываете события?

– Я их никогда не предсказываю.

– А вещие сны видите часто?

– Не вижу. Вот раз только увидел – с самолетом. И то – просто сон.

– Но он совпал с действительностью.

– Случайность.

– Может быть. Но вы все же решились на правонарушение и отправились предупреждать пассажиров.

– Решился. Боялся – а вдруг, правда?

– Так вам часто снятся вещие сны?

Дар длинно и протяжно вздохнул.

Костюм на мужике сидел ладный, отлично скроенный. В таком, если под низ белую рубашку, хоть на свадьбу, хоть на юбилей – не стыдно. Но рубашка на «КБ»шнике была не белая, а темно-синяя – без галстука, застегнутая на все пуговицы, и Дарин думал о том, что темно-синий – это для мафиози из фильмов. Синий или бордовый. И шляпы.

– Вы раньше замечали в себе любые паранормальные способности?

– Не замечал.

– А ваши родители?

– Я не знаю своих родителей.

– Пассажиры после вас благодарили?

– За что?

– За спасение их жизней?

– Я не видел пассажиров. Я был в местном изоляторе.

– Зачем Вы это сделали, Дарин?

– Сделал что?

– Предупредили пассажиров?

Дар моргнул.

– А Вы бы не предупредили?

Ему не ответили.

По пути домой он обязательно завернет в цветочный магазин. Купит ей розу. Нет, три, а лучше целый букет…

Почему-то слипались глаза; от тупых вопросов впадало в анабиоз сознание. И в этом состоянии ему виделись не унылая комната, лежащие на столе сцепленные руки и пальцы с мохнатыми фалангами, но та самая крепость, куда они так долго взбирались. Тогда Эмия поясняла ему что-то сложное про момент «сейчас» – долго говорила, серьезно, с деталями. Но вместо этого он помнил блестящую на солнце поверхность воды, улыбку, голос, развевающиеся волосы. Почему он не поцеловал ее тогда? Испугался.

– Что Вы будете делать, если Вам снова приснится нечто подобное?

– Ничего.

– Ничего?

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Перевернусь на другой бок и буду дальше спать.

– Может, позвоните нам? Расскажете?

– Хотите, чтобы я на Вас работал?

Темные глаза-буравчики приклеились к нему прочнее клещей.

– Вы позвоните?

– Нет.

– Почему?

– Потому что жить мне осталось три недели.

* * *

Снег по улицам летел колкий, будто металлический.

В будке «Цветы» влажно пахло сырой листвой.

– Кому выбираете в подарок? Жене, маме? Просто любимой женщине?

– Просто, – отозвался Дарин. – Богине.

Продавщица – молодая, почти еще девчонка – с накрашенными темной помадой пухлыми губами зыркнула на него с затаенной завистью. Будто пыталась приладить себя на роль этой самой «богини» и понять, нравится ли ей? Достаточно ли Дар хорош?

Наверное, она сочла, что достаточно, потому что улыбнулась вдруг кокетливо, обнажив ровные, но крупные, как у лошади, зубы:

– Ну, поначалу мы все «Богини». А потом…

На нее посмотрели пустым взглядом. Не на нее даже, на ее татуированные брови – отчетливые, как у клоуна.

Это ее «потом» зависло в воздухе – диалог не сложился. Парень в дутой куртке отвернулся, стал угрюмо перебирать цветы: розы, каллы, лилии, – и крупным шрифтом на его лице пропечаталось «не то».

– Что-то эксклюзивное хотите? – обиженная продавщица, решившая уже не помогать, все же поддалась любопытству – «может, готов много заплатить?»

– Не эксклюзивное. Просто живое.

– Живое? В смысле, в горшочке?

– Да, с корнями. Которое еще растет.

Заворачивая ему мелкую, но уже цветущую двумя белыми цветами бегонию, продавщица разочарованно поджимала губы.

(Secret Garden – Searching For The Past)

Они должны уехать. Обязаны. Все потому, что он не хочет провести свои последние дни вот так – без возможности выйти на улицу и спокойно погулять, не щурясь, не кутаясь в шарфы и шапки.

Мысль о том, что дома его ждет Эмия, грела Дара, как новое солнце в давным-давно пустой и заброшенной галактике. Женщина, не знающая обид, женщина без упреков. Ни разу не проснувшаяся в дурном настроении, не сказавшая: «Ты ведешь себя так, будто не любишь».

А он любил. Как жену. И, если бы был выбор, он уже стоял бы перед Эмией на коленях, просил ее себе в постоянные спутницы жизни – просил, как взрослый, готовый к обязательствам, готовый постоянно меняться к лучшему мужчина.

Будь моей… Будь…

Для них обязательно звучал бы орган. Как тот, который они однажды слышали в деревушке, в Лаво – гулкий, зычный и спокойный, будто кит, на чьей спине мир.

По газете, в которую ему завернули подарок, с шорохом съезжал снег; месили грязь колеса отъезжающих автобусов. Сбившиеся в кучу пассажиры под стеклянной крышей остановки напоминали ему укрывшихся от непогоды пернатых, обычно недружных, но тут вынужденных коротать минуты вместе.