Женщина на нем сидела прямо, будто фотографировалась на паспорт. В платке, уже немолодая, глаза печальные, усталые – «Дар, вот она…»
Эмия зачем-то перевернула старый снимок – машинально, по инерции – и прочитала:
– Мартемьянова Арина Валентиновна…
Ари… Арина?
Арина?!
Зажав рот ладошкой, Эмия вынеслась на крыльцо, забыв запереть дверь.
– Дар, посмотри! Возьми, посмотри, ну, посмотри же…
Он не оборачивался, не протягивал руку, он как будто сделался старым, как этот дом.
– Дар, посмотри на фото!
Слова нажимали, дергали его за уши, теребили желающее впасть в кому сознание.
– Я… не… готов.
– Посмотри!
К карточке, на которую падали дождевые капли, протянулась дрожащая рука.
– Мама…
– Переверни!
Эмия командовала, как надсмотрщик.
– Прочитай. На обратной стороне.
И Дар перевернул фото. Долго читал текст, стирал со щек слезы, многократно перечитывал одно-единственное предложение – чужое имя. Пока не дошло.
– Это…
– Это не твоя мама, – кивнула Эмия, – это другая женщина – Арина. Дедушка ослышался.
Спустя двадцать минут Эмия деловито носилась по избе. Нашла, что хотела: плотный картон, «набивку» из старых газет, моток шпагата, ножик – принялась мастерить «посылку».
Сидящий на кровати Дар смотрел на нее недоуменно – сам он только начал отходить от пережитого потрясения – плохая, а затем хорошая новости почему-то выжали из него все силы. Хотелось лечь на кровать и лежать, закрыв глаза, как ребенок, которого грозили наказать, а после почему-то передумали. Но лечь не позволяла совесть – дом чужой.
– Зачем посылка? – спросил он, когда Эмия отыскала ручку и принялась царапать сверху адрес.
– Схожу в главный дом в деревне, притворюсь почтальоншей, скажу, что отправитель забыл указать номер дома.
– Думаешь, скажут адрес?
– Думаю, скажут.
Снаружи все еще капало.
А хитрая она, однако, богиня-то – голова даже в сложный момент хорошо работает – Дар Эмией тихо восхищался. И еще улыбнулся, когда понял, что в этот самый момент – в простой одежде, с высунутым от усердия языком и слипшимися от влаги волосами – она удивительно сильно походит на обычную земную девчонку. Сфокусированную и очень решительную.
Председатель был невысоким, морщинистым и страшно занятым. Чтобы дойти до его кабинета, Эмии пришлось пересечь большой и пустой деревянный холл, и до самой массивной двери за ней тянулись мокрые и не очень чистые следы. Колчановка асфальтированными дорогами не славилась.
– Входите. Что Вам?
На нее даже не взглянули. Посетительница пошуршала мокрой курткой, переступила с ноги на ногу и уставилась на круглую, глядящую на нее проплешину.
– Я ищу Карину Войт…
«Я почтальонша… я с почты… работаю на почте…» – Эмия все еще думала, как сказать, чтобы звучало правдоподобно, когда ее спросили:
– По распреду?
– … что?
– Вас сюда распределили? – раздраженно пояснили ей вопрос и впервые подняли голову. На Эмию уставились маленькие, но цепкие глазки – на ее мокрый капюшон, на коробку в руке, после на ботинки, вокруг которых налилась лужа.
– Д… да.
Она судорожно поддала себе воображаемого пинка – зачем соврала?! А если сейчас встрянет в историю?!
– Хорошо, – председатель сделался мягче, миролюбивей. – Сколько вас приехало, господа студенты?
– Дво… Двое.
– Отлично. Мы уж думали, всех прислали. Но так даже лучше. Хорошо, запоминайте тогда…
И ей принялись рассказывать, как пройти к дому номер четыре по улице Озерной.
– Он подумал, что мы студенты по распределению?!
– Да. А что это?
Эмии было страшно, что Дар начнет ругаться, но тот кружил по комнате, увлеченный продумыванием деталей вымышленной истории.
– Значит, так, – деловито объяснял он ей несколько минут спустя, – мы с тобой студенты с биологического факультета Атынинского сельскохозяйственного института…
– Атынинского?
– Это город такой недалеко отсюда. Мы его на поезде проезжали, помнишь?
Эмия помнила смутно – только перрон больше и шире, чем другие. И толпу гуще.
– А ты уверен, что там есть такой институт?
– Он почти в каждом городе есть.
– Хорошо.
Дом Арины Валентиновны будто посветлел. На Эмию с Даром благожелательно взирали святые с икон; не казались больше пыльными и унылыми полки со свисающими скатертями, не тяготил вид задвинутых под круглый стол стульев. Дар один из них выдвинул, развернул, уселся, залихватски закинув лодыжку на колено.
– Слушай, а ведь так даже лучше…
И впервые его глаза почти что сияли от предвкушения и надежды.
– Почему?
– Потому что это значит, нам дадут пожить в ее доме – так делают некоторые пенсионеры, которым нужна помощь. Позволяют в обмен на выполнение несложных работ по хозяйству пожить, изучить местность, флору-фауну, глубже познакомиться с агрофермерством и так далее. Понимаешь?
– Получается… Мы можем… просто постучать к ней, сказать, что студенты? И нас пустят?
– Получается.
Дар выглядел серьезным и почему-то бледным. Даже вынырнувшее из-за облаков солнце не стерло с его лица тени от залегших морщин.