Пообещай

Почти прекратился дождь – редко еще стучали по металлическому козырьку капли. Этот дом более не чудился им чужим – в какой-то мере своим, переходной базой между разведывательными пунктами. Как не казалась чужой женщина с фото – Арина Валентиновна Мартемьянова.

Выходя за дверь, Эмия мысленно пожелала ей счастья и добра там, где бы она теперь ни находилась. И чтобы ее сын все-таки приехал.

* * *

Улица Озерная находилась на другом конце деревни – в точности наискось, если провести по карте прямую линию от одного угла до другого, как сделала ради них продавщица из местного магазина «Продукты», которая позже продала им две пары резиновых сапог.

Сапоги пригодились сразу же – лужи после ливня на дорогах образовались такие, что не обойти, не перескочить – то и дело приходилось углубляться на обочины, пробираться вдоль чужих заборов.

Менялись улицы: с Сиреневой на Садовую, с Садовой на Молодежную, с Молодежной на Бориса Потехина, – а дома оставались по большей части одинаковыми – старыми, одноэтажными, с потемневшим от времени брусом.

Ближе к центру – на Березовой – они миновали несколько добротных каменных особняков – дорогих, судя по сложности кованых ворот и высоте кирпичных заборов.

«Наверное, для местной администрации», – предположил Дар.

А дальше привычный глазу пейзаж: сваленные вдоль мокрых дорог доски, шифер, груды кирпичей…

Как сейчас, он не волновался никогда. До дрожи в самом центре души, до неожиданно трухлявых от слабости коленей. Шел и тормозил, то шутил, сам не помня о чем, то вдруг надолго умолкал. И Эмия, как всегда, не упрекала – чувствовала его настроение, как свое.

– Все будет хорошо, – роняла с периодичностью в несколько минут, не обращаясь к кому-то конкретному – просто в воздух перед собой. А он цеплялся за эти слова, вдыхал из них спокойствие и умиротворение, на мгновенье успокаивался, а после принимался волноваться с новой силой.

Вскоре он увидит женщину, роднее которой нет. Которая вынашивала его долгих девять месяцев, берегла, говорила с ним, пела песни, может быть. Единственная, кто гладил его по голове, целовал в щеку, любил безусловно или близко к тому.

Как же долго они жили врозь.

На взгорок, со взгорка; две вырытые колесами грузовика колеи – доверху залитые водой. В лужах перевернутый мир; отражения голых пока берез.

Всю жизнь она прожила здесь. Без Дара.

Они никогда бы не встретились, если бы не Эмия…

Их провожали взглядами из-за заборов бабушки, иногда старики. Редко встречался молодняк – по большей части бездельный и пьяненький на вид – им до путников не было ровным счетом никакого дела – они спорили, что-то делили, собирали деньги на очередную бутылку, огребались нелицеприятными эпитетами от ворчливых соседей.

Рассветная, Рябиновая, Третья Проезжая – они все могли стать названиями из детства. И стали – только из чье-то другого: девочки лет трех, осваивающей велосипед у синего забора; мальчишки в куртке, колотящего по луже палкой.

– Смотри, – Эмия указала на проржавевшую дощечку «Озерная» на очередном углу, – мы почти пришли. Продавщица говорила, что четвертый – предпоследний с конца.

Материнский дом не в пример другим тусклым, оказался ярким, будто выкрашенным зеленкой. С ладно починенным забором – таким же зеленым, – с растущей у ворот липой, с недавно перестеленной крышей и бревном-лавочкой у калитки.

Дар ощутил странный, похожий на судорогу приступ – острое желание на ней посидеть.

Но не успел.

Озерная, дом четыре.

Он даже сказать ничего не успел, а Эмия уже с улыбкой напористо колотила в запертую изнутри на засов решетчатую дверь.

* * *

– Говорили уже, что не будет больше студентов. Мы и не ждали. Подавали заявку, что готовы принять, это правда, – все потому что дел накопилось…

Дар сидел, уткнувшись взглядом в тарелку, как приютский пацан на виду у надзирателя с розгой, – робел. И ел картошку – обычную на вид жареную картошку (которую частенько готовил сам), – словно священное блюдо, которое пробуют раз в жизни. Нацеплял на вилку ломтик, макал в налитую на край тарелки сметанную лужицу, отправлял в рот, тщательно жевал.

Не «обычная» картошка – мамина. Вкуснее он в жизни уже не попробует.

– Но мы и рады. Нам бы огород перекопать, а то посадки скоро – не успеваем. Трактор нынче дорогой, да и по соседям он все. На неделю расписано. Слушайте, только удивительно, что вы издалека. Обычно к нам с Редьмы, с Ворошиловки. Но еще никогда с Атынинска…

Эмия вдохновенно врала. Про дипломную работу, которую они как раз пишут, про необходимость перед защитой отдохнуть (а сельская местность для этого – рай). Про то, что у студентов другой возможности не будет (на море сложно накопить), про дождевых червей, которых они, кстати, изучают…

– Ну, червей-то тут хватает.

Дар почти не слушал. Он смотрел на прикрепленное на стене прямо над столом фото: собственную мать – высокую, неулыбчивую, даже в чем-то жесткую, – отца – кудрявого и седого, ростом ниже матери. А так же на стоящую слева девушку-шатенку – молодую, симпатичную (сестру?), на вихрастого пацана лет четырнадцати. Брата?