Пообещай

Приблизился и полюбопытствовал незнакомец. Голос у него оказался приятным, а глаза веселыми.

– Не мешайте, пожалуйста.

Калея быстро спрятала мешочек в сумочку и принялась наспех расправлять мятое платье. Приводить себя в порядок на глазах чужака стыдно – ей бы зеркало и расческу, ей бы сменить наряд. А этот как назло с удовольствием на нее пялится.

– А хотите кофе?

Кофе? Какой может быть кофе, когда а) она неопрятная, б) находится тут по делу Эмии, в) с таким кавалером ее в любом баре засмеют?

– Не хочу.

– Жаль. Вы очень красивая.

– Спасибо.

Ей очень хотелось, чтобы чужак ушел, но тот будто не чувствовал ее недовольства. Стоял рядом, какое-то время смотрел на парк, подставив лицо открывшемуся после грозовых облаков солнцу. Довольный, беспричинно счастливый. И чрезмерно любопытный.

– А Вы кого-то ждете? – спросил через минуту.

– Жду.

– Может, я Вам подойду?

– Простите, но я… занята.

Бородатый не отставал.

– Значит тот, кого Вы ждете, Вам очень нужен?

– Не мне, подруге Эмии…

Чего разоткровенничалась? Ему какая разница.

– Точно не найдете для меня минутки? Может, прогуляемся?

Ему упорно качали головой – извините, мол, некогда, очень важное дело.

– Ну, как хотите, милая Калея.

Шагнул навстречу, взял ее за руку, мягко и щекотно коснулся тыльной стороны ладони усами и губами, заглянул в глаза.

И она вздрогнула.

Возможно, от того, что он назвал ее по имени. Или, может, потому что никогда еще не видела, чтобы в чьих-то глазах отражался край Вселенной.

Немодный человек в майке с надписью «Zeuss» уже уходил, когда она спросила:

– Простите, а Вы кто?

– А Вы как думаете?

И ей улыбнулись так тепло, что сердце распустилось бутоном розы.

* * *

– Это был он, точно тебе говорю!

«Ты обо мне сказала?»

– Сказала. Почти… Сказала, что жду не для себя – для Эмии.

«А он?»

– Ушел.

Тишина.

– Но это же не значит, что он не вернется? Вернется…

Калея вовсе не была в этом уверена. Черт, она – курица, упустила Крониса, самого КРОНИСА, который стоял с ней рядом.

– Послушай, я его не сразу узнала. Вообще, если честно, не узнала – дядька с пузом. Кто бы знал, что он такой?

Эмия молчала – песчинки не шевелились.

Калея вздохнула.

– Будем ждать.

И покинула чужое жилище под перешептывание травы на клумбах.

Глава 13

Колчановка.

Дарин давно считал себя взрослым, выросшим из состояния детской сентиментальности, мужчиной, но вот уже вторые сутки (с перерывами) сидел, уткнувшись щекой в теплую материнскую ладонь.

Его любили, его кормили, его гладили. И не отпускали.

Мать плакала. Слушала его рассказы о детстве, терла покрасневшие от слез глаза и все выспрашивала детали – где находился интернат, как в нем кормили, повезло ли с воспитателями? А драки? Ведь не обошлось же, наверное, без драк…

Дар врал. Не искривлял всю правду намеренно, но часть ее упускал из виду. Слез и так хватало – ему хотелось, чтобы родители улыбались.

Он силился вспоминать хорошее. Его находилось мало: скрипучие качели, которые он любил, раскидистый тополь у ворот, сладкий компот, который в столовой варили хорошо. Молчал, что качели постоянно оказывались заняты, что за то, что однажды взобрался на дерево, получил ремнем по заднице, что компот доставался редко – по два стакана забирали старшие.

А дальше, как учеба-армия-работа, – там веселее.

Мать беспрестанно квохтала – нужно ведь свежих вареничков, картошки, сбегать за сметаной. Ведь Дар еще побудет, ведь он же никуда пока не собирается?

С надеждой смотрел молчаливый отец.

И Дарин не уезжал.

Здесь, в Колчановке, на удивление красивыми оказались закаты – долгими, тихими и живописными.

Сидя на крыльце, Дар часто смотрел на небо – курил, думал, вспоминал. Или говорил с ней – той, которая оставила после себя в его сердце дыру.

«А я тебя не забыл, – бросал грустные взгляды на облака. – Я тебя очень жду… Больше, чем ты думаешь».

Ему стало почти хорошо – здесь, с семьей он ощутил, что более не один, но все еще одинок без нее – без Эмии.

– Возвращайся…

Кипели приготовления к посадочному сезону – правил и чинил во дворе инструменты отец, перебирала пакетики с семенами мать – рассказывала ему о том, как налаживали быт после переезда, как долго становились на ноги – место новое, ни знакомых, ни друзей, ни работы. Как после она решила устроиться педагогом в местную школу – «поначалу было тяжело, дальше поехало…»

Она учила малышей математике.

Чернели пласты огородных грядок – вскоре они прорастут огурцами, картошкой, луком, редисом. И заботливые руки будут поливать, полоть, удобрять, окучивать…

Совсем иначе после его рассказа о Воротах – с нежным трепетом – стала относиться к Эмии мать.

– Надо ж ведь, – качала головой часто, – нашла в себе столько доброты, поделилась… И самой хватило, и тебя спасла.

Слезы печали оборачивались слезами счастья. Она думала, что Эмия обычная, только очень добрая. Не скажешь ведь: «Богиня» – не поверят.

Теперь Эмию с радостью и надеждой ждали в гости.

– А когда она приедет?

– Не знаю.

– Далеко гостит?

– Очень, – Дар изворачивался – а как еще? – В другой стране.