— Что же касается Псковской миссии, то до меня доходят очень нехорошие слухи, — прорычал он. — Вскормленные вами, Розенберг, русские попы полностью вышли из-под контроля. Мне доносят, что они перестали служить молебны в пользу германского оружия, что они не восхваляют нас в своих проповедях. Мало того, они зачастую просто действуют вразрез с нами. Устраивают кормёжку пленных русских ублюдков, содержащихся в концлагерях. Крестят всех напропалую, а потом эти крестники уходят в партизанские отряды. И вот что: там, где есть большие приходы, там как раз и больше всего случаев нападения партизан. Получается, что они пропагандируют борьбу против нас. Что же будет теперь, когда они узнают, что с подачи Сталина бывший Патриарший Местоблюститель стал полноправным Патриархом? А ведь этого бывшего Патриаршего Местоблюстителя, насколько мне известно, они почитают как своего церковного фюрера. Что же теперь произойдёт в их лохматых головах? Бунт против нас и благословение Сталину. Я предлагаю следующее: не закручивать гайки, но и не сюсюкать с попами. Провести децимацию по всем приходам Псковской миссии. Выявить зловредных попов, объявить их пособниками Сталина, помощниками убийц мирного населения. И казнить. Пусть не публично. Но чтобы народ знал. И чтобы попы знали, что с нами шутки плохи. А главное, повторяю, пусть предадут анафеме Московского Патриарха! Это я поручаю вам, Розенберг, и вам, Нейгауз. И советую вам, штурмбаннфюрер, прекратите жрать мясную падаль. Взгляните на Йодля, с тех пор как он тоже стал вегетарианцем, он помолодел. Вот увидите, я прикажу подавать мясные блюда не в тарелках, а в гробиках! И эклеры, в которых не джем, а жирные сливки, тоже в виде маленьких гробиков.
95.
В конце сентября за отцом Александром приехали на машине.
— Владыка Сергий во Пскове и прислал за вами.
Они давно не виделись, и отец Александр всё собирался сам съездить к преосвященнейшему, да куда там, сколько дел в приходе, сколько событий, вот снова перестали разрешать привозить обеды в концлагерь, беготня по немецкому начальству, высиживание в очередях в комендатуре, да мало ли чего другого ежедневно наваливалось. Не говоря уж о том, что богослужение не бросишь, народ ходит в церковь, ждёт каждого праздника, постится, исповедуется, причащается, крестит детей, отпевает покойников, венчается. А тут ещё немцы постановили, что ни крестить, ни отпевать, ни венчать нельзя прежде, чем не зарегистрируешь рождение, смерть или брак в комендатуре. Надо было немцев просвещать, что это есть не что иное, как возвращение советских порядков... Короче, давно батюшка собирался, да так бы и не поехал, если б за ним не прислали.
В машине оказался давний приятель отца Александра священник Иоанн Лёгкий, он ехал в Псков из Гдова и заехал в Закаты. Отцу Александру радостно было ехать с ним. Порасспрашивали друг друга о житье-бытье, потом Ионин спросил Лёгкого:
— Ты же, отец Иоанн, был заместителем начальника Псковской миссии, а теперь кто, не ты?
— Протоиерей Николай Шенрок.
— А, хороший батюшка. Слава Богу. А то ведь, поди, суетно. Я бы не хотел на таких должностях.
— На всё воля Божья.
— А что слышно про отца Сергия Ефимова?
— Жив, в Латвии. Он был настоятелем Свято-Троицкого во Пскове. Смело проповедовал, ничего не скажешь. Его арестовали, обвинили в антигерманской агитации, хотели угробить, но вступился Фрайгаузен, вступился преосвященнейший, иные лица, и батюшку перевели в Латвию под надзор. Служит там. А отец Николай Колиберский скончался.
— Это я знаю. Царствие ему небесное!
— Очень тяжело болел, бедняга. Ну вот, а когда назначили начальником миссии отца Кирилла...
— Зайца.
— ... он взял меня к себе в заместители. В апреле экзарх возвёл его в сан протопресвитера с предоставлением права совершать литургию по архиерейскому чину.
— Ему сколько сейчас?
— Семьдесят четыре.
— Бодр?
— Здоров. Мы с ним повидаемся.
— А какова причина нашего путешествия?
— А ты не знаешь, отец Александр?
— Не знаю я.
— По поводу избрания Патриарха.
— Какого Патриарха?
— Ну ты, батюшка, совсем тёмный! Замшел в своих Закатах!
— Неужто Сергия Страгородского?..
— Был он патриаршим местоблюстителем, а стал полноправным и полноценным Патриархом Московским и всея Руси.
— А ведь мне это во сне однажды приснилось! — засмеялся отец Александр.
— Так ты у нас, стало быть, провидец, — тоже засмеялся отец Иоанн, потому что когда отец Александр смеялся, пожалуй, только Гитлер бы остался хмурым.
— И что же мы будем решать? — спросил закатовский батюшка, нарадовавшись.
— То-то и оно, — нахмурился отец Иоанн. — Немцы требуют, чтобы мы предали его анафеме. Как пособника Сталина.
Псков был всё так же хорош своей увядшей красотою. Стояла дивная золотая осень, которую и Пушкин здесь видывал, листва в большинстве своём пожелтела и начинала обильно облетать. Из городских строений по-прежнему новизной отличались водонапорные башни, за которыми и немцы ухаживали больше, чем за чем-либо другим.