Доктор по фамилии Борщ был как раз из таких. Он требовал называть его только по имени-отчеству, несмотря на еще достаточно молодой возраст. Всеми силами он пытался показать, что любой фельдшер по сравнению с ним – ничтожество, мало того, что безграмотное, так еще и безрукое. При любой запинке фельдшера Борщ хватал в руки шприц и сам делал укол. Нет, безруким он как раз не был, все-таки многолетний фельдшерский стаж давал о себе знать, но оскорбленные фельдшера лелеяли планы мести. К тому же Борщ в качестве знака отличия от прочего скоропомощного быдла носил поверх халата не черную шинель, а обычное серое демисезонное пальто.
В этот день Борщ работал с двумя фельдшерами. В 19 часов одного из них перевели принимать ночную бригаду (водители работали по 14-часовому графику и 4 часа – с 19 до 23 бригада трудилась не в полном составе), в 23 часа все воссоединились, но наркотики, в нарушение инструкции, остались в кармане фельдшера.
Госпитализацию в 67-ю больницу фельдшер выпросил с трудом. Диспетчер отдела госпитализации долго возмущалась плохой слышимостью (микрофон прикрывался рукой), но все же дала просимый стационар якобы по требованию пациента. План мести начал работать.
В больнице пациента посадили в смотровой, один из фельдшеров понес «сопроводок» в диспетчерскую, другой остался с больным, а Борщ занырнул в соседнюю пустую смотровую, чтобы в тишине написать карточку. Фельдшер оставил больного и тоже зашел в диспетчерскую, где сидели дежурные врачи. Там он легко вычислил психиатра.
– Доктор, тут такое дело. Мы вам непонятного больного привезли. Очень странный бред: говорит, что он врач скорой помощи, даже в халате ходит, но при этом периодически выкрикивает, что он борщ.
– Ну а чего не в дурдом сразу? – устало осведомился психиатр. Вопрос был риторическим: чтобы не ожидать психбригаду в квартире и при этом тянуть время, линейные бригады часто ставили смешанный соматический и психиатрический диагноз и везли пациентов в психосоматическое отделение 67-й больницы.
– Да у него давление, психи, то есть, пардон, психиатры такого не возьмут.
– Ладно, показывайте, – доктор недовольно поднялся со стула. Вслед за ним направился здоровенный санитар.
Фельдшер привел психиатра в смотровую, где мужчина в сером пальто поверх белого халата, что-то писал за столом. Рядом сидел другой фельдшер.
– На что жалуетесь? – спросил психиатр.
– Я? Ни на что! Я врач скорой помощи! – гордо ответил Борщ. – Я больного привез!
– Да-да-да, мы знаем, что вы доктор, – запел психиатр, – конечно-конечно! Голоса не слышите?
– Да вы что, издеваетесь?! Я врач!
– И какой же ты врач? – вмешался в разговор санитар.
– Я – Борщ!
– Все понятно, – психиатр махнул рукой, и санитар ласково взял пациента за локоть. – Идемте, коллега!
Борщ пытался вырваться, но железная рука санитара не выпускала его. На крики подбежал другой санитар, и Борщ скрылся за дверями санпропускника.
– Нам уезжать? – спросили фельдшера у психиатра.
– Сейчас, распишитесь за ценности.
Покончив с формальностями, бригада вернулась на подстанцию. Там они рассказали печальную историю, как доктор Борщ спятил в приемном 67-й больницы, и его замели в ПСО.
Утром заведующий долго ржал, но потом все-таки отправился в 67-ю больницу и вызволил несчастного Борща из узилища. По приезду на подстанцию доктор Борщ тут же написал заявление о переводе на другую дальнюю подстанцию, заведующий лично созвонился с тем заведующим и с кадрами, и перевод был осуществлен – невиданное дело! – за один день.
Потом коллеги с дальней подстанции рассказывали, какой чудесный компанейский доктор со смешной фамилией Борщ пришел к ним в коллектив, как он ласков с фельдшерами. Есть только одна странность – на дух не переносит 67-ю больницу, а если приходится туда везти больного, из машины не выходит и просит фамилию его в «сопроводке» не писать. Кстати, серое пальто он больше не носит, только шинель.
Как Юрий Зусманович в рейд ходил
Эта история произошла, если мне не изменяет память, в январе 1988 года. В стране тогда полным ходом шла перестройка, которая отражалась и на отношении к религии. Было решено торжественно праздновать 1000-летие Крещения Руси, Церкви отдали Данилов монастырь, и поэтому религиозные праздники обрели какой-то непонятный статус. Их еще не праздновали официально, но уже и официально не гнали. По умолчанию стали считать, что это личное дело каждого.
А еще в стране развернулась борьба с пьянством. Всенародная, между прочим, борьба под руководством КПСС. Не на жизнь, а на смерть. Верхи боролись директивами и рейдами, вырубками виноградников и сокращениями продаж напитков, а народ – в каждой отдельно взятой квартире. Самогоном боролся, «Розовой водой», «Огуречным лосьоном»…
Пьянство победило в конечном итоге, но с большими потерями, куда не преминула вползти наркомания, которую мы теперь и расхлебываем.